Золото собирается крупицами

Наконец наступил день варки – самый большой праздник для детворы. Как воробьи, кучками собирались они возле работниц, кричали и прыгали, носясь с места на место. Даже Мугуйя в этот день отпустила Аптрахима полакомиться, вместе с Аптрахимом увязалась и Гамиля, хотя отец, уходя, строго-настрого запретил ей отлучаться из дому и велел сидеть возле Мугуйи и ухаживать за ней. Но когда из летников вынесли большие деревянные чаши и бочонки с эркет, кислым молоком, много дней копившимся там, и Аптрахим с радостным визгом кинулся навстречу женщинам вместе с другими ребятишками, Гамиля не выдержала. Сложив руки, девочка повернулась к лежавшей на нарах Мугуйе:

– Пожалуйста, отпусти меня на немного! Вот на столечко, – девочка показала матери мизинец. – Я мигом, только посмотрю – и обратно!

Мугуйя ничего не ответила ей, даже не пошевелилась, и девочка, ступая на цыпочках, вышла из юрты, а через минуту уже мчалась со всех ног туда, где варили эркет, где так весело кричали и прыгали ее сверстники и сверстницы.

Вывалив эркет в большие чаны, женщины начали помешивать густую белую массу. Сверху в чанах глыбами всплывала губчатая легкая пена, и ребятишки, набежавшие с ложками; пробовали ее. Когда же сваренный эркет залили в мешочки и повесили на сучья, от детворы совсем не стало отбоя. Разинув рты, они становились под мешками, стараясь поймать струйку сыворотки, толкая друг друга, пыхтя и испуская победные вопли, если удавалось хоть на секунду перехватить тоненькую голубоватую струйку губами. Но самое интересное – приготовление курута – было впереди. К середине дня сыворотка перестала капать из подвешенных мешков, и женщины, сняв их, принялись месить творог, посыпая его солью. Гамиля подбежала к одной из них:

– Апакай, апакай, дай попробовать немножко курута!

Аптрахим, державшийся возле сестры, тоже заклянчил:

– И мне дай попробовать!

Женщина, не обращая внимания на ребятишек, продолжала месить.

– Видишь, апакай, ты сама не пробуешь и нам не даешь, – лукаво продолжала Гамиля. – А вдруг он слишком кислый получится?

– Да, да, а вдруг получится кислый? – как эхо, повторил Аптрахим.

Работница старалась не смотреть на детишек, но они были так настойчивы и неотвязны, что женщина не выдержала и улыбнулась.

– Вот вы какие попрошайки! – сказала она полусердито-полуласково. – Вам бы лишь живот набить, а если байбисэ увидит!

– Ее нет, она в юрту пошла! – заговорщически прошептала Гамиля. – Дай немножечко, всего один кусочек!

– Один кусочек! – повторил за сестрой Аптрахим.

– Идите, идите отсюда! Только мешаете!

– Ах, какая ты жадина! – крикнула Гамиля, отскочив на безопасное расстояние. – Давно бы уже дала, пока байбисэ нет а ты просто жадина! Жадина!

Быстро оглянувшись и увидев, что Хуппинисы действительно нет поблизости, женщина сунула ребятишкам по кусочку сырого курута. Те закричали:

– Спасибо! Спасибо!

– Ладно, бегите отсюда! – замахала руками женщина. – Ремня на вас нету, попрошайки!

Тем временем работницы вывалили в чаны эркет, и Гамиля с Аптрахимом снова побежали пить сыворотку. Рядом с мешками уже поставили лаш – высокое, на четырех кольях, решето из жердочек и лучинок, связанных между собой; здесь сушились на солнце приготовленные головки курута.

Один из мальчиков схватил целую головку и побежал в чащу. Почти тотчас из дверей юрты выскочила Хуппиниса с кочергой в руке. Размахивая ею, она побежала вслед за мальчиком, громко крича:

– Разбойник! Ну погоди, поймаю тебя, так уши надеру, что до земли отвиснут! И родителям скажу!

Босые пятки мальчугана замелькали еще быстрее, и Хуппиниса, убедившись, что его не догнать, остановилась, все еще размахивая кочергой и тяжело дыша. Но не успела она отдышаться, как ноги сами понесли ее обратно к юрте: на решете с курутом лакомилась целая стая трясогузок. Помахивая хвостиками, они хватали кусочек побольше и быстро улетали прочь. Охая и кляня крылатых воришек, Хуппиниса села у решета и положила кочергу рядом с собой.

– С места не сойду, – проворчала она. – Что же это будет, если курут станет исчезать прямо у меня на глазах, будто его и не было? Может быть, прикажете над очагом лаш устраивать, несмотря на летнее время?! Кому же тогда, интересно, влетит от моего мужа за то, что курут закоптелый, а? Я спрашиваю, кому?! – Она вздохнула, отвернулась от ребятишек и тут же вскочила на ноги с громким криком.

Но было поздно. Коршун камнем упал возле изгороди и тотчас взмыл, держа в клюве цыпленка.

– Ты что, ослепла? – обретя дар речи, завопила Хуппиниса на мгновенно съежившуюся работницу. – Ротозейка! Не можешь даже за цыплятами посмотреть! Да я так по миру с вами пойду! – чуть не плача, причитала она. – Ну, что я опять скажу мужу, когда он приедет? Что я ему скажу?!..

Убежав от Хуппинисы, ребятишки снова собрались вместе. Съев последний кусочек курута, Аптрахим слизал прилипшие к ладоням крошки и сказал, поглядев на сестру:

– Теперь на реку пойду, а ты со мной не ходи, мы там купаться будем!

– Почему это мне с тобой нельзя? – запротестовала Гамиля. – Везде можно, а на речку нельзя!