Золото собирается крупицами

– Мне мать рассказывала, она к ним на днях прибирать ходила, – возбужденно продолжал мальчик. – В передней половине старые жены с детьми живут, а в горнице – сам бай с одной женой, самой молодой!

– А какая из них самая молодая? – вмешивался в разговор третий мальчик.

– Не знаю, наверно, вон та…

– Нет, я знаю какая, я знаю! Вон слева сидит!

– Может, у них и чувал с дымоходом? – спрашивал Аптрахим.

– Нет, что ты! Чувал у них, как и полагается на джайляу, без дымохода… Разве ты не знаешь, что дым в юрте очищает женщину от грехов? Если бы еще у него жен не было, а у него вон сколько! Как же бай тогда с ними справится, если дыма в юрте не будет? Ведь когда женщина дыма не нюхает, к ней шайтан пристает!

– Откуда ты знаешь?

– Мне отец сказал!

Вот и сегодня Аптрахим пришел к байской юрте, устав смотреть на то, как мелет овсяную крупу сестра Все было, как обычно, – жены бая сидели на паласе, а младшая невестка Хажисултана прислуживала им. Аптрахим прижался к изгороди.

– Вроде сегодня баба должен приехать, ты не слыхала? – спросила у Хуппинисы невестка. – Если приедет, хорошо бы сделать Хамзе обрезание…

– Что ты? Хамза еще маленький, – удивилась Шахарбану.

– Ну и что же, что маленький? Маленькие легче переносят! Ты что, думаешь, что я своего сына хочу неверным воспитать, без обрезания? Да и потом, говорят, у Сабир-бабы рука легкая, из ста только один умирает…

Услышав слово баба, мальчики, стоявшие у изгороди, попятились и, отойдя потихоньку, чтобы не потерять достоинство, припустили к своим юртам. Аптрахим не замедлил последовать их примеру.

Тем временем байские жены, съев принесенное невесткой мясо, перешли под дерево, в тень, так как солнце стало сильно припекать, и замолчали, жуя кислую серу из лиственничной смолы. Хуппиниса подозвала к себе невестку:

– Ты самовар поставила?

– Поставила…

– А поставила варить суп для моего мужа? Ведь он уже скоро вернется, и ему надо сразу подать еду!..

Молодая женщина кивнула головой.

– Ну тогда вот что, пока твой сын спит, при бери в комнате у моего мужа…

Невестка покорно склонила голову и пошла в юрту. Ее мутило уже от жары и раздражения, но она постояла так с минуту, оглядывая юрту, и успокоилась. Зачем гневить аллаха? Она живет лучше и сытнее, чем тысячи и тысячи других женщин, ей грех жаловаться на судьбу…

Прибрав в горнице, невестка снова возвратилась во двор и подошла к котлу, в котором кипятили только молоко, разжигая очаг одной берестой. Оглянувшись на палас под деревом и увидев, что жены бая уже уснули после сытного обеда, она протянула ложку и зачерпнула немного сливок.

– Поди сюда, – тотчас окликнула ее Хуппиниса. – Ты убрала в комнате моего мужа?

Невестка кивнула головой.

– Тогда стопи старое масло, а то оно уже начинает портиться…

– Хорошо, – послушно сказала молодая женщина.

Шахарбану, лежавшая рядом с Хуппинисой, заворочалась, приподнялась на локте и, недовольно посмотрев 6 сторону Невестки, пробурчала:

– Только задремала, как опять разбудили… Неужели нельзя потише разговаривать?!.

Она поправила подушки, перевернулась на другой бок, и уже через минуту оттуда, где она лежала, донеслось громкое и старательное сопение – Шахарбану наконец удалось уснуть. Хуппиниса вздохнула и тоже закрыла глаза.

19

Более полугода просидел в тюрьме Хисматулла. После этого он пытался устроиться работать на прииске, но ему отказали, и старатели, боясь испортить отношения с администрацией, держались с ним осторожно и отчужденно. Даже Кулсубай не захотел с ним разговаривать.

– Иди, иди, – махнул он рукой. – Ты же знаешь, что у меня большая семья, я не могу рисковать…

Только Михаил, недавно вышедший из заключения, встретил его добро и весело.

– Что, браток, и ты в черный список попал? Ничего, все образуется! Ты пока вот что, езжай-ка в деревню, не мозоль им глаза, а осенью вернешься.

По совету Михаила, вернувшись в Сакмаево, Хисматулла не устраивал больше собраний у себя дома, и сам почти никуда не ходил.

«Видно, поумнел парень, – наблюдая за ним, думал Хажисултан-бай. – Хорошо бы привлечь его на свою сторону…» Через Сайдеямал он пригласил Хисматуллу на умэ [17] – сенокосную помощь, Хисматулла согласился.

В день помочи на джайляу просыпались рано. С вечера отточив косы, не ожидая, когда высохнет роса, затемно выходили гурьбой в поле. Лапти тут же становились мокрыми, от прохладного ветра по спине бежали мурашки, но скоро на востоке вслед за розовыми облаками поднимался ослепительный круг солнца, и луг словно оживал – на траве яркими светлячками блестела роса, тени углублялись и тянулись от сосен и елей и старых берез почти до середины поляны.