Золото собирается крупицами

И все-таки бывали дни, когда накопившееся раздражение и злоба на тяжкие условия работы вдруг прорывались, и старатели забывали о всякой осторожности, говорили обо всем, что наболело и рвалось криком из души. Случалось это и в кабаке за бутылкой водки, и в глухом забое, когда они в полумгле разбредались по своим рабочим местам.

Вот и сегодня, когда Сайфетдин и Кулсубай спустились под землю и зашагали по штреку, старый рабочий не выдержал и в сердцах сказал:

– Бежать надо отсюда! Бежать, пока нас не придавило, как мышей в мышеловке!

– А куда? – робко возразил Кулсубай. – Я и так еле получил работу – чуть не целый месяц дежурил у конторы… Да и всюду одно и то же… От судьбы не уйдешь!

– Так-то оно так, а умирать раньше срока не хочется, – Сайфетдин вздохнул и поднял над головой карбидную лампу, освещая забой: – По гляди, все старые крепления совсем сгнили, – неизвестно, как они держатся… Уйдем отсюда! Лучше голодать, чем лишиться жизни…

– Легко тебе рассуждать, а у меня семь душ на шее висят, а восьмого Сара в себе но сит…

– Это дети покойного Сагитуллы? – спросил Сайфетдин.

– Раз я живу с ними, значит, мои, – глухо проговорил Кулсубай и отбросил ногой кусок породы. – Они жизнью обижены, и Сара с ними пропала бы, если бы я не оказался рядом… Так уж оно получилось, и, выходит, на роду мне было так написано, чтоб я эти живые души согрел и защитил… А насчет креплений надо самому хозяину сказать, а не с управляющим говорить, который ему глаза замазывает.

– И ты веришь в эти сказки, что хозяин не знает, что тут делается? – Сайфетдин покачал головой: – Эх, Кулсубай, Кулсубай… Неужели ты не понимаешь, что ему все равно – подохнем мы или будем жить? Ему лишь бы золото текло в руки, а на нас он как на рабочую скотину смотрит, – разве мы люди для него?

За разговором они не сразу разобрали, что кто-то кричит из глубины штрека.

– Чьи это огнева? – сердито орал кто-то из старателей. – Почему не убрал никто?

Кулсубай быстро пошел на голос, увидел стоявших у ствола шахтеров, и те зло закричали:

– Ты что – один тут работаешь?

– Почему путаешься у других под ногами и мешаешь всем?

– Ладно, сейчас уберу! – быстро зачастил Кулсубай и стал снимать стойку и подхват с двумя огневами.

Освободившись от груза, длинный канат зашевелился, как разбуженная змея, и, раскачивая на конце железный крюк, медленно пошел вверх. По стволу шахты посыпался песок и мелкая галька.

– Эй там, осторожнее! – закричали стоящие внизу.

Положив на плечо тяжелое деревянное крепление, Кулсубай, как крот, пополз по длинному и узкому штреку, то и дело задевая головой верх. Ноги его вязли в мокрой глине, и он часто останавливался, чтобы передохнуть и отдышаться. Тусклый свет карбидной лампы, висевшей у него на шее, метался, распугивая темноту. Из соседних забоев доносились тупые удары кирки и лопат, с потолка штрека капала вода, попадала иногда за ворот и текла по спине. Иногда впереди отваливались комья незакрепленной породы, и Кулсубай вздрагивал.

В конце забоя он сбросил с плеч тяжелый груз, вытер старой ушанкой пот со лба и прислонился спиной к стенке. Отдохнув, он начал долбить киркой породу, долбил, дыша ровно и привычно, чувствуя, как подступает тепло к рукам и ногам, как наливается силой все тело. Ему даже стало как-то легко и радостно на душе, точно, продвигаясь вперед с киркой и отваливая пласт за пластом, он не только успокаивался, но и начинал верить, что жизнь не так уж безнадежна, как он думал недавно, и он может надеяться, что она изменится к лучшему…

Он так отдался работе, что не заметил, сколько прошло времени, и словно очнулся, увидев перед собой Сайфетдина и двух незнакомых шахтеров

– Ты примерно представляешь, где находится твой забой? —спросил Сайфетдин.

– У меня об этом голова не болит! – буркнул Кулсубай и снова занес над головой кирку

– Не упрямься, Кулсубай! – строго сказал Сайфетдин – Ты работаешь как раз под озером!.. Посмотри, какой идет дальше грунт мягкий.. Берегись – не сегодня-завтра твой забой обвалится!

– Хватит меня пугать, я не маленький!

– Тебе дело говорят, браток, – заметил один из шахтеров. – Тебе добра желают, а ты злишься зачем-то. Тут скоро и кирки не надо будет, вода сама станет размывать породу…

– Чему быть, того не миновать, —мрачно отозвался Кулсубай и опять стал долбить породу

– Видно, не зря ты последнее время к мулле ходишь, – помолчав, сказал Сайфетдин. – Это он научил тебя такому смирению?

– А тебе какое дело? – вскипел Кулсубай – Ты что – отец мне или брат? Чего ты ко мне пристал? Я звал тебя сюда? Звал?

– Ладно, остынь, – Сайфетдин махнул рукой и вдруг замер, прислушался к тихому по скрипыванию и шороху, точно за креплениями, не переставая, бегали крысы. – Слышите? Это земля движется!. Бросай свою кирку—и по шли!..

Он потянул товарища за рукав, но Кулсубай с силой вырвал руку и так толкнул Сайфетдина, что тот ударился спиной о стенку забоя.

– Ты что? Совсем рехнулся?