Золото собирается крупицами

– Ишь, любопытство заело? Ничего, придешь – сам увидишь, кто зовет, для чего зовет…

– Не хочу, устал я, – заупрямился Хисматулла. – Лучше пойдем выпьем, агай, за встречу, я угощаю!

– Погоди, пойдем, что скажу… – потянул его за рукав Сайфетдин.

– Говори здесь, не пойду я дальше. – Пройдя несколько шагов, Хисматулла остановился. – Чего надо, что там за знакомый?

– У меня лично к тебе дела нету, – нахмурился старик. – Михайла тебя звал, вот я и при шёл, а уж ходить тебе к нему или нет – воля твоя…

– Михаил? Тот самый что со мной работал? – обрадовался Хисматулла, но, вспомнив о долге, тут же сник. – Не пойду я, не могу пойти!.. Я У него в долг хлеб брал, потому, наверно, и зовет, сам видишь – у меня сейчас хлеба нету… Будет получка, тогда и зайду…

Сайфетдин ухватил парня за воротник и поднял правую руку с тяжелым, как гиря, кулаком, но, взглянув на Хисматуллу, отпустил воротник, плюнул и покачал головой:

– Нет, не буду я на старости лет об тебя руки марать! Не думал я, что ты так мелко плаваешь, плюнуть да растереть! Ну, иди обратно в кабак, напивайся там. – Он повернулся спиной и решительно пошел в сторону от бараков.

Хисматулла так и не понял, почему рассердился Сайфетдин, но ему стало неловко и стыдно, что он чем-то обидел старика.

– Агай! Подожди! – кинулся он вслед за Сайфетдином.

– Надумал? Ну шагай! Как житье-то?

– Не знаю… Плохое, наверное… – опустил голову Хисматулла.

– Да уж чего хорошего, вон она как у тебя на лице припечаталась, жизнь твоя, – одни кости да под глазами синяки! – усмехнулся Сайфетдин. – А знаешь, зачем я тебя к Михаилу веду?

– Не знаю…

Сайфетдин оглянулся и, понизив голос, наклонился к самому уху Хисматуллы:

– Ленина изучать…

– А что это такое?

– Ленин? Это большевик, большой, то есть, человек, а славится тем, что богатство у богатых отбирает и бедным поровну раздает…

– Какой он, как Гали-богатырь?

– Э-э, сравнил! Да Ленин его одним мизинцем свалит! Думаешь, зря его все богачи боятся?

– Здорово! – оживился Хисматулла. – Вот бы к нам пришел! Я б тогда Хажисултану первому отомстил… – Он задумался, посмотрел на старика. – Скажи, Сайфетдин-агай, хороший, по– твоему, Михаил?

– Михаил? Очень хороший! Смотри, он хоть и русский, а мусульман тоже защищает, в обиду не дает, всех наших баев ненавидит, а бедняку сам первый руку протянет и из беды вызволит!

– И русских баев тоже ненавидит?

– И русских, всех богачей. Он всегда за бедняков, он за них и на каторге был, и в остроге сидел! Восемь раз, легко сказать! А сколько знает! Что ни спросишь – на все у него ответ есть, и бумагу читает здорово, прямо шпарит без заминки…

Вдали показался накренившийся набок барак, вдруг из-за кустов выскочила одичавшая косматая кошка и метнулась обратно через дорогу. Зеленые глаза ее фосфорически вспыхнули в темноте.

– Агай, повернем обратно! – Хисматулла остановился и потянул товарища за рукав. – Пути не будет…

– Брось дурака валять! – Сайфетдин рас смеялся. – Мы ее сейчас шуганем назад, и дорога будет чистая…

Он ловко, как булочку, слепил снежок из рыхлого снега и, размахнувшись, запустил в темноту и, видимо, попал в кошку, потому что она прыгнула за старую, высохшую березу и закарабкалась наверх.

– Раз она у нас над головой, то дорога свободна! – сказал Сайфетдин. – Айда, парень!..

Но стоило им приблизиться к бараку и Хисматулла увидел притаившегося у стены человека, как опять ему стало не по себе.

«Все равно тут дело нечистое! – подумал он. – Не зря кошка нам дорогу перебегала!»

Длинная тень отделилась от стены, и Хисматулла увидел рядом человека, беспечно насвистывающего незнакомую песенку.

– Эй, братки! Нет ли, случаем, у вас спички?

Он подошел ближе, вглядываясь в их лица, крутя в пальцах папиросу.

– Что ты! —притворно удивился Сайфетдин. – Где ты в наше время спички найдешь! Еслихочешь – высеку искру из кремня…

Однако человек не стал прикуривать, а лишь мотнул головой и пошел себе дальше, и Хисматулла понял, что эта таинственность не была случайной.

Сайфетдин тоже ничего не сказал незнакомцу и потянул на себя дверь барака.

Барак был старый, заброшенный, нежилой, и воздух в нем пах землей, мышами и керосином от маленькой лампы без стекла, сучившей к потолку черную нитку копоти. Она стояла на ящике посредине барака, а вокруг него и дальше, на прогнивших нарах, густо сидели старатели.

Хисматулла не сразу узнал Михаила, сидевшего спиной к двери, но вот тот обернулся, улыбнулся парню и, видимо, продолжая начатый разговор, стал отвечать кому-то:

– Вот ты говоришь – царь!.. Если бы, дескать, он все знал, все было бы по-другому!.. А он такой же богач, как и все, нужно ему о тебе думать – прямо голова с утра до ночи трещит… Да если хочешь знать – он жаднее всех, потому что богач поменьше свою округу обирает, а царь всю Россию… И ты хочешь, чтоб он твою нужду понял? Да? Держи карман шире!.. Хочешь, чтоб он с бая снял камзол и на тебя надел? Да любой богач, любой бай ему дороже и ближе, чем мы, голытьба и нищета… И пока он будет стоять над нами – нам житья не будет, не жди!..