Золото собирается крупицами

Загит уже откусил было от лепешки, но вспомнил о голодных братьях и сестрах, оставшихся дома.

– Ты что? – удивленно спросил Гайзулла.

Загит втянул голову в плечи.

– Чего боишься? – повторил Гайзулла. – Ешь, ешь, я на тебя не смотрю…

– Можно, я домой отнесу? – робко попросил Загит. – У нас дома все сидят голодные…

– Бери, бери! – махнул рукой Гайзулла. – Хлеб твой, что захочешь, то и делай!

Загит сунул хлеб за пазуху и собрался было идти домой, но сидевшая молча Фатхия опять обратилась к нему:

– Сколько знаков ты сегодня намыл, много?

– Зря ты его спрашиваешь, мама, – Гайзулла улыбнулся. – Я говорю, он еще маленький, совсем не знает даже, где золото ищут… Ты когда-нибудь золото видел? Знаешь, что такое знак? – спросил он Загита.

– Вчера отец нашел, по он мне не показывает… – опустив голову, ответил Загит.

– Я тебе сейчас покажу, – Гайзулла поднял старый, заштопанный французский платок, который лежал возле порожнего мешочка, и, развязав узелок, открыл его перед Загитом. В платке поблескивали мелкие, почти белые крупицы.

Загит никогда не думал, что золото собирают такими крохотными песчинками, и, вспомнив, как утром хотел найти кусок величиной хотя бы с кулак, невольно покраснел.

– Золото желтое, мне отец говорил, – шепотом сказал он.

– Это если в куске! – со знанием дела ответил Гайзулла. – Видишь? Это то, что мы с мамой сегодня намыли… А если б намыть раз в десять больше, как раз один грамм получится.

– А что такое знак?

– Знак – это одна песчинка, понял? Здесь у меня знаков десять, весит это все около одной спички. А десять спичек весит один грамм… – Гайзулла посмотрел на Загита и снова улыбнулся. – Возьми-ка себе один знак, вот этот, маленький…

– Ты что, с ума сходишь! – рассердилась Фатхия. – Дай сюда золото!

– Не спорь со мной, мама! Я хозяин! – вспылил Гайзулла. – Смотри, вот рассержусь и все рассыплю!

Фатхия замолчала, только дрожали, лежа на , коленях, ее высохшие старые руки.

– Попусту здесь не болтайся, иди домой! – обернулся к Загиту Гайзулла. – А вот станет по теплее, я тебя к себе в помощники возьму, лад но? И будем вместе мыть!

Дома Загит застал отца. Ни на кого не глядя, Хаким приделывал к саням вязки. Глаза его покраснели, лицо опухло, на сына он даже не взглянул. Мальчик осторожно присел у чувала, протянув ноги к огню, и стал наблюдать, как играют рядом на полу дети. Время от времени тихо стонала Мугуйя, лежавшая на нарах и крепко прижимавшая к себе спеленатую дочку.

– Открывай ворота, открывай ворота! – бубнил Султангали, двигая по полу березовые чурки. – Мои кони идут, вороные мои, кони идут! Гамиля, видишь моих лошадей? Когда я вырасту, буду богаче самого Хажисултана-бая! Знаешь, сколько у меня будет лошадей? Запрягу их в сани и поеду по горам! Динь, динь! – закричал мальчик. Сестра вторила ему. Вдруг Султангали быстро обернулся и дернул ее за черную косичку, и тотчас, увидя, что Гамиля собралась зареветь во все горло, зашептал: – Посмотри на Аптрахима, он еще не доел! Возьми у него хлеб и спрячь, брату потом отдадим! – Султангали показал на задремавшего у чувала Загита. Га миля послушно встала и затопала к младшему брату.

– Дай! – потянула она за хлеб. Но Аптрахим вцепился ручонками в хлеб и громко заре вел.

– Зачем трогаешь? – сердито повернулся Хаким. – Ты свою долю получила уже!

– Мы ж только пошутили… – сказал Султангали.

– Я тебе покажу шутки! – вскочил Хаким. – Все безобразия в доме от тебя! – Он хлопнул сына по затылку и снова сел.

Султангали почесал затылок и, как ни в чем не бывало, схватился за чурки, но через минуту поднял голову и поглядел на отца.

– Есть хочу… – жалобно протянул он.

– Сиди смирно! Где я возьму вам столько хлеба? У-у, обжора, и так больше всех ешь! А ты что лоботрясничаешь? – повернулся он к старшему сыну, проснувшемуся от крика и тершего кулаками глаза. – Иди сюда! На, руби связку для саней, учись, пока я жив!

Загит молча взял протянутую отцом молодую черемуховую ветку, уже отесанную топором.

– Если человек ремесло знает, он не пропадет! – продолжал уже спокойнее Хаким. – Думаешь, зря меня лучшим мастером в деревне считают? Даже из соседних деревень приходят заказывать и ложки, и чашки, и тазы, и седелки, а то телегу или тарантас – я все сделаю! Будешь стараться, и ты мастером станешь… Знаешь, что в нашем ремесле главное?

– Не-ет… – помотал головой Загит.

– Главное – сердца своего не жалей, даже если ты простую палочку стругаешь! Всего себя в узор вкладывай, каждую щепочку люби, понял? Тогда и люди твоей работой залюбуются…

Загит начал обтесывать черемушину, но топор так и валился у него из рук, глаза слипались сами собой.

– Топорище ближе к топору держи, – посоветовал Хаким, – так удобнее…

Приделав вязки, Загит вынес сани во двор и, собрав оставшиеся на полу щепки, бросил их в чувал.

– Давайте чаю попьем, – устало сказал Хаким. – Мать, ты подымешься?

Но Мугуйя лишь застонала в ответ. Загит расстелил на полу скатерть, и все уселись вокруг нее. Хаким вывалил на поднос дымящуюся картошку, разделил ее поровну между детьми.

– А хлеб? – робко спросила Гамиля.