Читаем Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов полностью

Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов

С ним мы встречались, наверно,на углу, в толпе, где-нибудь.Я был мальчик, он был мужчина.Мне никто не сказал: не забудь!Не знаю, зачем со мнойповсюду его очертанья,но знаю: мой жребий – спастипамять об этом Муранье.Имел он одну добродетель(у многих нет и одной):был он храбрейший из смертныхпод солнцем и под луной.Ни с кем не бывал он заносчив,и схватка его не влекла,зато уж когда он дрался —рука его смерть несла.Как пес был хозяину предан,на выборах верно служил,неблагодарность и бедностьи даже тюрьму пережил.Мужчина, способный драться,связавшись веревкой с врагом.Мужчина, который без страхапод пули ходил с ножом.О нем вспоминал Каррьего,и я вспоминаю сейчас:говорить о других пристало,когда уже близок твой час.

Андрес Армоа

С годами он выучил несколько слов на гуарани, которыми умеет пользоваться в нужный момент, но перевести которые ему стоит немалого труда.

Солдаты ему подчиняются, но некоторые из них (не все) чувствуют в нем что-то чуждое, словно он еретик, или неверный, или больной.

Их неприятие его раздражает меньше, чем интерес к нему новобранцев.

Он не пьяница, однако по субботам обычно напивается.

Имеет привычку пить мате, что в каком-то смысле располагает к одиночеству.

Женщины его не любят, и он их не ищет.

У него есть сын в Долорес. Уже много лет он ничего о нем не знает, как это случается с простыми людьми, которые никому не пишут писем.

Он неразговорчив, но имеет обыкновение рассказывать, всегда одними и теми же словами, о долгом переходе во много лиг из Хунина в Сан-Карлос. Возможно, он рассказывает об этом одними и теми же словами потому, что помнит их наизусть, а сами события стерлись из его памяти.

У него нет походной кровати. Спит он на лошадиной сбруе и не знает ночных кошмаров.

Его совесть чиста. Он только выполнял приказы.

Командиры ему доверяют.

Он убийца.

Он потерял счет восходам, которые встретил в пампе.

Он потерял счет перерезанным глоткам, но навсегда запомнил выражение лица своей первой жертвы.

Его никогда не повысят в должности. Он не должен привлекать внимание.

В своей провинции он был объездчиком лошадей. Сейчас он уже не способен обуздать мустанга, но лошади ему нравятся, и он их понимает.

Он дружит с одним из индейцев.

Некто третий

Я посвящаю это стихотворение(будем звать его так)третьему встречному позавчерашнего дня,непостижимому, как рассуждение Аристотеля.В субботу я вышелв вечернее многолюдье,где он вполне мог быть третьим встречным,как, впрочем, четвертым и первым.Мы, кажется, даже не оглядели друг друга,когда он свернул к Парагваю, а я – на Кордову.Может быть, он – порождение этих слов.Как его звали, мне не узнать вовеки.Знаю, что у него был любимый вкус.Знаю, что он не раз засматривался на луну.Возможно, он уже умер,а если прочтет эти строки, то не узнает,что я говорю о нем.В непостижимом грядущеммы можем столкнуться врагами и пощадитьдруг друга.Или друзьями и полюбить друг друга.Я сделал непоправимый шаг,протянув между нами узы.В нашем обыденном мире,неотличимомот сказок Шахразады,нет пустяка, который внезапно не обернетсячудодейственным средством,нет безделки, случайно не давшей началобесконечной цепи событий.Знать бы, какая теньляжет от этих досужих строчек.