Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов

Зловещий мрамор, труп, что осквернен
могильными червями, и иные
всесильной смерти знаки ледяные —
их собирал, но не страшился он.
Лишь тень его любовная страшила,
обычных судеб заунывный ток;
и нежный ослепил его цветок,
а не блестящий меч и не могила.
И точно в мир шагнув из отраженья,
избрал он жребий тяжкого служенья —
кошмарам посвятив свой дивный дар.
Быть может, после смерти, одинокий,
он вновь слагает сумрачные строки
в чудесный и пугающий кошмар.

Камден, 1892

Газет и кофе запах кисловатый.
Начало воскресенья. Все известно
До тошноты. В печати – тот же пресный
Аллегоризм счастливого собрата,
Как встарь. Он видит с нищенской постели,
Изнеможенный и белоголовый,
В докучном зеркале того, второго,
Который, верно, и на самом деле
Он. Рот и бороду привычной тени
Найдя рукой, по-старчески рябою,
Он вновь и вновь свыкается с собою.
Конец. И раздается в запустенье:
«Я славлю жизнь, хоть вправду жил едва ли.
Меня Уитменом именовали».

Париж, 1856

Болезнь его за годы приучила
К сознанью смерти. Он не мог из дому
Без страха выйти к уличному грому
И слиться с толпами. Уже без силы,
Недвижный Гейне представлял, старея,
Бег времени – неспешного потока,
Что разлучает с тьмою и жестокой
Судьбою человека и еврея.
Он думал о напевах, в нем когда-то
Звучавших, понимая обреченно:
Трель – собственность не птицы и не кроны,
А лет, скрывающихся без возврата.
И не спасут от ледяной угрозы
Твои закаты, соловьи и розы.

Рафаэль Кансинос-Ассенс

Измученный бессмертием народ,
гонимый и камнями побиенный,
рождал в душе поэта страх священный
и влек его тоской своих невзгод.
Он пил, как пьют крепчайшее вино,
Псалмы и Песни Ветхого Завета,
и знал, что лишь его услада эта,
и знал, ему иного не дано.
Его манил Израиль. Хоть далек
поэт был от пустыни нелюдимой,
не видел купины неопалимой,
но слышал голос Божий, как пророк.
Поэт, останься в памяти со мною;
а слава миру скажет остальное.

Загадки

Я, шепчущий сегодня эти строки,
Вдруг стану мертвым – воплощенной тайной,
Одним в безлюдной и необычайной
Вселенной, где не властны наши сроки.
Так утверждают мистики. Не знаю,
В Раю я окажусь или в геенне.
Пророчить не решусь. В извечной смене —
Второй Протей – история земная.
Какой бродячий лабиринт, какая
Зарница ожидает в заключенье,
Когда приду к концу круговращенья,
Бесценный опыт смерти извлекая?
Хочу глотнуть забвенья ледяного
И быть всегда, но не собою снова.

Мгновение