Золотое дно (сборник)

километров забраться в верховья, в студеные витые

воды, в глубокие ямины и там разродиться. Лоб у рыбы

был костяной, словно окрашенный жидкой черной

тушью, и на этом мрачноватом цвете выделялись изум­

рудные ободки вспученных глаз.

«Этой рыбы каждый хочет», — повторял про себя

Герман, разделывая семгу, а Сашка, запалив костер,

тут же у озерка промыл звенья и спустил в кипящую

воду. Рыбацкий быт, как и сам промысел, за сотни лет

мало чем изменился, его не коснулась всюду проникаю­

щая цивилизация, и даже в двадцатом веке уху варят

так же, как и в семнадцатом столетии: никаких специй,

52

никаких добавок, которые могли бы притушить золоти­

стый семужий жир и легкий, едва уловимый запах моря

и ворвани, — только кипящая вода, соль и рыба круп­

ными звеньями, килограммов пять-шесть, и голову с

черным костяным лбом — тоже туда, и студенистые, в

зеленой радужной оболочке глаза, и песчаного цвета

крупную печень, и жабры. Все эти черева — внутренно­

сти, настоявшиеся в бурлящей воде, куда как вкусны,

даже приятней самого рыбьего мяса, которое, выварив­

шись, неожиданно линяет, становится желтым и сухим.

Думали пообедать в тоньской избушке, но с веселой

воли, обвеянной легким теплым ветром, там показалось

особенно уныло и сумрачно, словно из радостно цвету­

щего лесного луга вдруг вступили в мрачное глухое

суземье с редкими оспинами неба над головой, где и

крохотная птичка не прошуршит крылом и не вскрикнет,

пугаясь. Да к тому же в избушке стоял комариный стой,

и все с понятным и мгновенным удовольствием сошлись

на том, что почему бы не поесть на угоре, лицом к мо­

рю. Стол и обе скамейки вытащили на улицу, с каким-

то неожиданным весельем устраивались, понарошку

падая спиной на землю и задирая ноги, а потом снова

воюя за лучшее место, чтобы лицом обязательно к морю

и видеть все, что творится там, посреди пляшущих волн,

да чтобы первому заметить, кто идет по заплескам в их

сторону, и тут же угадывать, желанный гость иль нет.

— Дай-то бог, а рыба в море есть. Есть рыба-то, —

вдруг сказал Герман, повеселевший, с искрами света в

глазах: рыба шла, а значит, можно жить, оттого и серд­

це сладкой патокой смазано и до поры до времени за ­

таилась, притухла в душе тоскливая досада. Ильинская

семга вот-вот должна подвалить, она крупная, жирная

такая, тяпухи дай бог, просто так ее не возьмешь.

А иной раз по двадцать три килограмма попадет, такая

дурила: лежит, в завеску улипиет зубами — думаешь,

коряга иль бревно. Рыбинка так рыбинка, есть на что

посмотреть.

Тут Сашка приволок большую голубую миску с ухой,

поверху на полпальца янтарный жир, потому уха даже

не парила,' и весь жар затаился в глубине, но попробуй,

хвати ложку с жадностью, тут и выскочишь из-за стола

с распахнутым ртом и слезой в глазах. Намерились есть

долго и сытно, потому как не поешь, так и не порабо-

53

таешь, а едят на' тоне лишь однажды в сутки, как при­

ведется, но, правда, потом раз пять чай пьют, заедая

остатками холодной рыбы, порой часа в три ночи — ведь

у моря все сместилось: и утро, и день, и ночь — таков

круговой семужий промысел. Но не получилось разме­

ренного обеда: вдруг откуда-то родился повальный

комар, и ложку до рта не дотянешь — отмахиваться

нужно, да и в чашку густо западала эта гнусливая не­

чисть. Поначалу пробовали ложкой вытряхивать кома­

ров из миски вон, но — пустая затея. Сразу вспомни­

лось, как едят на сенокосах: там комаров поверх супу

толсто и их бесполезно доставать, потому как на их

место тут же свалятся новые. Обычно на пожне едят и

приговаривают: «Ничего, жирней будет. Тоже мясо...»

— Ничего, уха жирней будет, — сказал звеньевой,

и все охотно поддержали его шутку, только зеленые

Колькины глаза, лениво обегающие море, вдруг насто­

рожились, и ложку парень отложил в сторону, вынул

изо рта обсосанное рыбье перо.

— Вроде есть...

Все оглянулись и увидали, как возле сетчатой стены

будто кто ударил резко поленом по воде, потом светлой

сердитой дугой выплеснулась рыба и тут же затабани-

ла хвостом, видно, хотела уйти на волю.

— А ну, беги! — прикрикнул Герман. — Сашка — с

ним, столкните карбас. А то уйдет...

Парни вскоре вернулись и принесли две семги, ко­

торые объячеились, и потому на серебристой груди от­

печатались глубокие продавлины, и если распотрошить

сейчас рыбину, то можно увидеть, как в том самом мес­

те багрово зажглось мясо.

— Положи в ледник. На еду есть, — бросил Герман,

даже не оглядывая сёмог. Сдавать их в план нет смыс­

ла, примут третьим сортом, дадут за них гроши, так

лучше съесть, тем более, что питаться чем-то надо.

Так и не пришлось толково похлебать ухи: еще по

разу потянулись к миске, да с тем и отложили ложки

в сторону. Сашка притащил строганую плоскую доску

с горой отварной рыбы, но к ней никто не притронулся,

только Коля База порылся в мясе, отыскивая глаз, по­

том положил его на язык и долго сосал, будто конфету.

Море притихло, опало, обнажив длинные песчаные

гривы, вода едва-едва наступала на берег и с тихим

шипением откатывалась назад, оставляя в воздухе едва

слышный долгий выдох, и только в ловушке толклись

мелкие белые гребешки, да порой в сетчатом котле бу­