Золотое дно (сборник)

дят — пока еще деревянные не сдали и несут.

Мартын, опираясь на костыльки, вместе с тележкой

поднялся на крыльцо, покатился по гулким коридорам;

колесики уже не скрипели, а мягко шуршали, и только

резиновые наконечники костыльков погромыхивали глу­

хо и сумрачно, словно кто-то загонял в доску гвозди.

Дом был еще прежний, ставленный навек, с гладко

струганными топором стенами. Уже после, в тридцатом,

здесь помещался сельсовет, пока не переехал в одно­

этажный домик, крашенный охрой, тогда и обжил под

свою контору колхоз эти угрюмоватые низкие комнаты.

Ноги опять заныли, Мартын пошатал на култышках

широкие ремни, которыми надежно была пристегнута

тележка, поправил низы штанин, обтянутые кожей. По­

думалось: «Может, складки натирают... Надо напомнить

бабке, чтобы в брючины напихала для пробы овечьей

шерсти». По длинному гулкому коридору бродили сквоз­

няки; под поветью всхлопала дверь, почудилось, что

кто-то идет следом, и Мартын заторопился сразу, пока­

тился к бухгалтерии, дернул дверь за ручку. Но, как

всегда, оказался первым, и от всей этой спешки, когда

67

нашаривал ключ, да тянулся к замочной скважине,

сердце гулко и нетерпеливо забилось.

В комнате он несколько раз прокатился от окон к

порогу, прислушиваясь к шагам в коридоре и пытаясь

угадать, кто идет следом, но все было тихо, и, успокаи­

ваясь, Мартын раздернул пыльные бесцветные шторы.

Потом одну деревянную ладонь положил на край пись­

менного стола, вторую — на стул с ящиком, крытым

солдатским сукном, и, легко подтянувшись на руках, сел

на свой постоянный «трон». По правый локоть поставил

арифмометр, по левый — счеты, точным движением оп­

рокинул в одну сторону кругляши... Кость на кость —

вот и гвоздь, Подумал: «Не у чего стало жить, Корова

сама себя не оправдывает, и рыба за тридевять земель».

Может, про себя подумал, что не у чего стало жить, кто

его знает, но только сегодня последний день сидел М ар­

тын Петенбург за столом главного бухгалтера: вот-вот

должен вернуться из отпуска Федя Чуркин, которого

Мартын и замещал каждый летний месяц с того самого

года, когда вышел на пенсию. Последний раз замещал,

наверное, последний — зачем загадывать? Кто знает,

хватит ли здоровья на следующий год, чтобы целыми

днями протирать здесь штаны и утруждаться. Вчера вот

копался в архивных бумагах, Витьку-экономиста по­

просил снять подшивки с чердака, в них-то и нашел

одну бумаженцию: «Мартына Коновича Селиверстова

освободить от председателя колхоза за развал ра­

боты...»

Тут сильно отпахнулась дверь, и, как всегда, шумно

влетела Аня — зоотехник. Под пятьдесят женщине, а

все как девочка — с тощей косичкой кренделем и рот

всегда полый, готов для ухмылки и побаски. Как овдо­

вела девчоночкой, так и не умудрилась постареть, слов­

но и некогда ей, все бегом, все бегом в резиновых сапо­

гах, захлестанных грязью, в юбке холщовой, от которой

несет навозом: в чем на хлевы ходит к дояркам, в том

и в конторе — недосуг ей переодеваться.

— Я не припоздала, кажись? Ой-ой, чего видела!..

— Пошто поздно встала-то? — невольно расправил

брови Мартын, и усы по-кошачьи встрепенулись: сейчас

отмочит баба, хоть стой, хоть падай, за ней в долгу

не останется.

— Да лежала, себя оглаживала. Быват не чурка,

58

не березово полено, хорошего-то завсегда хочется...

Витьки-то опять нет? Нельзя вам, мужикам, поздно

жениться, вы тогда с ума сходите. Витька-то на обед

побежит, и тогда бабе покоя не даст.

Тут, не долог на помиеках, явшься Витя-эко>номист,

смущенно похмыкал возле порога, отворачивая в сто­

рону глаза, кепку-восьмиклинку накинул на олений рог,

сразу потянулся к графину и ополовинил его, потЬм

долго сидел, отдуваясь и наливаясь румянцем.

— В пьянстве замечен не был, но по утрам пил воду

большими глотками, — ехидно заметила Аня-зоотех-

ник. — Закусить не дать?

— Я и не пил, — буркнул экономист. — Селедки в

охотку поел, так совсем опился.

— Я тут Мартыну Коновичу и говорю: нельзя вам,

мужикам, долго холостяжить. Женка-то у тебя едва

опросталась, бедная, как снова с брюхом...

— А тебе и завидно?

— А чему завидовать? Это дело нехитрое, не учреж­

деньем руководить... Ну и завидно, так что? Я не чело­

век, да? — откровенно сказала Аня, сразу потускнев

лицом; выдвинула ящик стола, зарылась с головой в

папки, может, чтобы заглушить близкие слезы, но сде­

лала вид, что позарез понадобилось что-то отыскать. —

В двадцать-то лет овдовей, дак узнаешь, каково хоро­

шо, — добавила глухо.

— Нашла бы кого, еще баба-то бой, — серьезно по­

советовал Мартын, в душе постоянно и грустно жалея

Аню, как и всех деревенских вдов, которым досталось

такое тягучее и беспросветное одинокое быванье. —

Тогда саму себя не придется оглаживать.

— Так за тебя, што ли, пойти? Так ты занят.

— Ну пошто же...

— Так поровенки-то моей нет, вся на войне покла-

дена. А за старика выходить какой интерес? Тетешкай

его потом, хуже малого дитя. Уж погожу, когда у сына

кто народится, тогда и погулькаю.

Тут — никто и не поджидал сегодня — явился глав­

ный бухгалтер, отпускник Федор Степанович с круглым,

как блин, лицом, на котором затерялись крохотной пи-

почкой нос и маленькие пепельные глазки, всегда до­