Золотое дно (сборник)

буя к себе человеческого внимания, а топот ног по до­

рожной зыби все затихал, и уже казалось, что где-то

далеко гонят на бойню табун усталых лошадей.

Когда стреляли, однорукий сосед резко вздрогнул,

и Кроне показалось, что дядя Гриша испугался авто­

матов и норовит вылезть, поэтому Кроня плотнее при­

ж ал его к себе, прислушиваясь к пришедшей тишине.

Потом он осмелился и шепнул в темноту:

— Д ядь Гриш, ловко мы их, а?.. — Но сосед не от­

кликнулся и только еще плотнее и тверже навалился

на стонущую грудь Крони, 'быстро твердея и остывая.

Еще не осознавая случившегося, но уже слыша в себе

глухую тревогу, Кроня свободной ладонью обежал ли­

цо соседа, его лохматые брови и холодные каменные

губы, потом прошелся по плечам, все повторяя: «Дядь

Гриш, а дядь Гриш?» А когда обхватил его, чтобы осво­

бодиться от сырой тяжести, ладонь на спине наткну­

лась на вязкую мокроту. И Кроня, пугаясь, вылез на

середину амбара и закричал, наверное, только сейчас

постигая смысл настоящей утраты:

— Д ядя Гриша, как же это, а? — Потом прислу­

ш ался к отражению своего крика, которое, оказы вает­

ся, жило лишь в его душе, в пересохшем горле и воспа­

ленном сознании, хотя Кроне чудилось, что его вопль

вылился куда как далеко из черного пространства ам ­

бара в пустынные захолодевшие поля и даж е еще

дальш е, к самым Бороухам. И, боясь своего голоса,

Кроня насторожился, как старый слепой человек. Он

сидел на корточках посреди набухшего слякотного по­

ла, куда раньше свободно лился дождь, а сейчас, когда

небо очистилось, только редкие сочные капли скаты ва­

лись с обломанных стропил, падали в набухшую грязь,

216

некоторые летели косо на застывшее, черное, как голо­

вешка, тело Крони Солдатова и на его тонкую шею в

гусиных пупырках дрожи...

Может, нестерпимый холод пробудил Кроню или

постоянное ожидание опасности встревожило его, но

только он забрался обратно в щель, где леж ал спокой­

ный и застывший дядя Гриша, которому уже ничего не

надо было объяснять своей супруге М арье Сергеевне.

Он леж ал у деревянной обшивки, так и не разогнув в

мгновенной смерти закоченевшие ноги. Может, оттого,

что прошел дождь и небо прояснилось, или привык

Кроня Солдатов к нежилым сумеркам, но только, н а­

гнувшись над убитым, он разглядел раскрытые круглые

глаза, в которых будто по-прежнему ж ила надеж да са­

мому распорядиться собственной маленькой жизнью.

Кроня глядел в эти глаза, не удивляясь собственному

спокойствию, и не слышал, как по обугленным его ще­

кам текут последние детские слезы. Прежде чем поки­

нуть покойного, Кроня посторонне и трезво подумал —

а может, напомнил ему это нетерпимый холод, — что

мертвые не мерзнут и не страдают. И он снял с дяди

Гриши заскорузлую от грязи рубаху с пулевой дыркой

на спине...

А через много лет, когда мучительно заноет к непо­

годе грудь и рыжие щ упальца раны нальются и набух­

нут, Кроня подумает с веселой и недоуменной грустью:

«И как я тогда из гробовой ямы вы царапался, ума не

приложу?» — и не ответит сам себе, но, поддавшись

внезапному настроению, вдруг вспомнит однорукого

пленного дядю Гришу и до осязаемости ощутит на спине

шершавое тепло его солдатской рубахи, которая неожи­

данно и при столь страшных обстоятельствах перешла

к нему.

в

— Хоть умерла наша мамушка Н аталы ош ка — не

намучилась, да и людей не напозорила. Скоро и нам

там быть, — сказала мать, и Геля увидел, как быстро

и готовно набухли влагой глаза: близко ныне у матери

слезы. — Свекровушка баба М аня большой мукой на­

мучилась, страшному врагу такой муки не пожелаешь.

217

Ведь она в последние-то годы от слепоты сделалась

глупа да беспамятна, никого не признавала, а только

все сына Андрюшу кликала. Ну как тут господа бога

не вспомянешь, если на такую казнь человек был опре­

делен. Характерна была женщина: бывало, чуть что

не по ней, вскипит, стулом грохнет, накричит, умчится

в свою комнату, только дверями всхлопает, а то и оби­

дит. Но и часу не пройдет — обратно ворочается с к а ­

ким ли гостинцем: «Тут, Л изавета, мы пекли нынче, уж

не знаю, каковы пирожки получились», — опять тарел ­

ку пирогов моим детям несет... Ты, Геля, хоть бы на

могилку к бабушке понаведался, навестил бы ее, она

тебя боле всех любила да привечала.

— Сходит, сходит, как ж е не сходит, — сказал дядя

Кроня, светясь каленым лицом и обласкивая Гелю

хмельными глазами.

— Ты, Л изавета, дай парню очухариться. Д ай к до­

му привыкнуть, тюх-тюлюх.

— А чего привыкать-то, не чужой, бат. Если сколь­

ко у бабушки пожил, дак все под моим наблюдением.

— Ну хватит, завелась опять, — досадливо оборвал

Геля, выбираясь из-за стола, выщелкнул из пачки «бе-

ломорину» и вышел на крыльцо. А сзади еще донеслось:

— Мог и не приезжать. Ишь какой выискался, фыр-

чун.

Геля криво усмехнулся, уже терзая себя за грубость,

но, что поделаешь, если не мог он удерж давать себе,

когда упоминали бабу Маню: спина его тогда облива­

лась холодом и глаза сухо щемило... Он стоял у обо-

дверины, мусоля невкусную папироску, и незряче вгля­

дывался в побелевшие половицы мостков...

П ять лет минуло с тех пор, как не стало на свете

бабы Мани. Тогда мать прислала телеграмму: приез­