– Джеймс МакДональд Уиллс, – сказал он. – Джеймс как обычно, хотя меня чаще зовут Джейми, потом Эм‑А‑Ка, большая Дэ, и дальше «ональд», и Уиллс как обычно: У‑И‑Эл‑Эл‑Эс.
Дэйл попросил Уиллса огласить свидетельства своей профессиональной квалификации – он был профессором анатомии в Университете Калифорнии в Ирвине. Фрэнк отметил, что он не носит часы, но для профессора исключительно хорошо одет.
– Доктор Уиллс, – сказал Дэйл, – обвинение потратило много времени, обсуждая отсутствующие части тела – те части, которые, по‑видимому, были изъяты из тела доктора Колхауна убийцей и унесены с собой. Давайте начнём с того, что вы объясните для жюри, какими особенными характеристиками обладают человеческие гортань и нижняя челюсть?
– Конечно, – ответил Уиллс низким приятным голосом. – Именно благодаря форме образуемой гортанью и нижней челюстью впадины мы способны издавать тот сложный набор разнообразных звуков, из которых состоит наша речь. Другими словами, она даёт нам способность общаться.
– Гортань выполняет ещё какие‑либо функции?
– Кадык также служит людям вторичным половым признаком; он гораздо заметнее у взрослых мужчин.
– Что‑нибудь ещё?
– Не уверен, что понимаю, куда вы клоните.
Дэйл был доволен разыгранным Уиллсом представлением; защита умела играть в игру «поглядите‑ка, мы не репетировали опрос эксперта» не хуже, чем обвинение.
– Рассмотрим, к примеру, – сказал Дэйл, – гортань человека и гортань шимпанзе. – В чём между ними разница?
Уиллс поправил очки в проволочной оправе.
– Угол изгиба дыхательного пути между губами и гортанью существенно различается. У людей воздух поворачивает под прямым углом; у шимпанзе это плавная кривая.
– Создаёт ли это какие‑то проблемы?
– Не для шимпанзе, – ответил Уиллс, широко улыбнувшись и словно приглашая присяжных посмеяться шутке.
– Что вы имеете в виду?
– У людей над гортанью есть пространство, в которое может попасть пища. Мы можем подавиться едой и задохнуться; шимпанзе – нет.
– Спасибо, доктор Уиллс. А что вы можете сказать про аппендикс? Мы все слышали о нём, разумеется, но вы можете рассказать о нём подробнее?
– Конечно. Аппендикс – это полая трубка лимфоидной ткани от двух до двадцати сантиметров длиной и толщиной с карандаш. Другими словами, он выглядит, как червяк – вот почему мы называем его червеобразным отростком. Один конец этого червя прикреплён к слепой кишке – это начальный участок толстого кишечника. Другой его конец закрыт.
– И для чего же он нужен?
Уиллс могрнул своими голубыми глазами.
– Общеизвестно, что он не нужен совершенно ни для чего; это рудиментарный орган. Наши предки‑приматы были травоядными, и в своей изначальной форме аппендикс, должно быть, участвовал в пищеварении – современные травоядные имеют увеличенную слепую кишку, напоминающую растянутый вариант нашего аппендикса. Однако нам аппендикс не приносит совершенно никакой пользы.
– Существуют ли опасности, связанные с аппендиксом?
– О, да. Он подвержен инфицированию и воспалению. Примерно каждый пятнадцатый человек на протяжении своей жизни сталкивается с аппендицитом.
– Но это ведь не опасно для жизни?
– Ещё как опасно. Это тяжёлое, болезненное и потенциально смертельное заболевание. Обычно в таких случаях аппендикс хирургически удаляется.
– Спасибо, профессор. Миз Зиглер, свидетель ваш.
Зиглер коротко посовещалась со своей помощницей, Триной Даймонд, потом пожала плечами.
– Обвинение вопросов не имеет.
– Отлично, – сказала судья Прингл. – Ввиду позднего часа мы прервёмся до десяти утра завтрашнего дня. – Она посмотрела на присяжных. – Пожалуйста, помните о данных вам инструкциях. Не обсуждайте дело между собой; не составляйте определённого мнения о деле, не размышляйте о нём и не позволяйте никому говорить с вами на темы, касающиеся дела. – Она стукнула молотком. – Заседание закрыто.
Хаск по‑прежнему ночевал в своей комнате в Валкур‑Холле. Как обычно, Фрэнк провожал его домой вместе с четырьмя полицейскими: двоими в той же машине, что и они с Хаском, и ещё двоими в машине сопровождения. Проблема с Валкур‑Холлом состояла в том, что хотя само здание было полностью готово, стоянка перед ним ещё не была заасфальтирована, так что полицейским приходилось выводить Хаска из машины за двести метров от входа в здание. Вокруг всего здания в газон были вбиты колышки, и между ними натянута жёлтая полицейская лента. И каждый день по окончании судебного заседания сотни студентов, преподавателей и просто горожан собирались за лентой, чтобы поглазеть на Хаска. Фрэнк и Хаск выходили из полицейской машины вместе. Как всегда, Фрэнк с трудом поспевал за тосоком, чей шаг был намного шире. Было только 16:40, и солнце всё ещё стояло довольно высоко в синем безоблачном небе.
Фрэнку показалось, что эти два звука он услышал одновременно, хотя, разумеется, один из них должен был прозвучать раньше другого. Первый был щелчком таким громким, что заболело в ушах, словно гром, или ломающаяся кость, или трескающийся под ногами лёд замерзшего озера. Он отражался от стеклянных и стальных стен, и его эхо не утихало несколько секунд.