Золотое сердце Вавилона

А когда чучельник отдал мне ключ, я поняла, что это – ключ от запертого ящика. Ключ от моего прошлого. Ключ от настоящего. Ключ от будущего.

Под ноги мне бросился с оглушительным мяуканьем Казимир.

– Потом, потом! – отмахнулась я от кота. Но он заглянул мне в глаза с такой неподдельной мукой, что во мне проснулась совесть. Когда я кормила его последний раз? Можно ли так бессовестно обращаться с бессловесным животным?

Я подошла к холодильнику, достала пакет молока, налила в блюдечко. Кот посмотрел на меня осуждающе – хорошая хозяйка непременно подогреет молоко, да еще положит в него кусочки колбасы! А у тебя вообще молоко скоро скиснет! Тем не менее он вылакал молоко до капли – видимо, не знал, когда я еще раз его покормлю.

А я подошла к комоду, достала заветный ключ и замерла в нерешительности…

Ну что это со мной? Только что мчалась сюда не разбирая дороги, а теперь стою как истукан, сжимая ключ в дрожащей руке… «Потому что боюсь, – призналась я себе, – боюсь того, что могу найти в этом ящике».

Я тряхнула головой, сбрасывая оцепенение, и вставила ключ в замочную скважину. Он вошел в нее, но повернуть его мне не удалось. Я с усилием пыталась повернуть в одну сторону, в другую, но ключ не поворачивался. Так и сломать его недолго…

Я выпрямилась, перевела дыхание – и внезапно поняла, что почувствовала облегчение. В глубине души я обрадовалась тому, что не смогла открыть этот чертов ящик. Потому что боялась того, что в нем могло оказаться.

Да что же это такое! Сколько можно прятать голову в песок? Сколько можно прятаться от самой себя? Нужно довести дело до конца, нужно открыть ящик!

Я снова взялась за ключ, попыталась его повернуть – и снова безрезультатно.

– Черт! – выдохнула я и в сердцах добавила: – Ан-мабу-замбар-Мардук!

Не знаю, почему эта фраза слетела с моего языка, – должно быть, так я выплеснула раздражение от собственного бессилия. Но, как часто в безвыходных ситуациях помогает крепкое словцо, так и мне помогла эта странная фраза. Едва я ее произнесла, ключ с негромким щелчком повернулся в замочной скважине, и ящик открылся.

Я застыла в изумлении, пытаясь осознать, что же сейчас произошло. Странная фраза, подслушанная в гипнотическом сне, помогла мне открыть ящик, как прежде помогла сдвинуть рога каменного быка и открыть потайной люк в музейном зале. Странная фраза, которую, как эстафету, передала мне величественная женщина в темном одеянии, лицо которой показалось мне удивительно знакомым.

Наконец я решилась и выдвинула злополучный ящик. В нем было всего несколько предметов. Несколько удивительных предметов.

Первое, что я увидела, – фотография в старинной серебряной рамке, на которой были изображены четыре человека – трое взрослых и ребенок. Я внимательно пригляделась к ним. На первом плане сидела в кресле красивая молодая женщина с ребенком на руках. За ее спиной стоял высокий мужчина с густыми, слегка вьющимися черными волосами и тонкой полоской усов. Его рука ласково и заботливо лежала на плече молодой женщины. Позади, на втором плане, стояла еще одна женщина, постарше, и я с изумлением узнала ее. Это была женщина из моего сна.

Я снова и снова разглядывала людей на фотографии, переводя взгляд с одного лица на другое.

Молодая женщина с ребенком на руках… В моей памяти проступило это лицо, с нежной и заботливой улыбкой склоняющееся над моей кроваткой.

Как я могла забыть его? Мама… моя настоящая, единственная мама…

А мужчина, ласково ее обнимающий, – отец.

Тогда ребенок, годовалая девочка в нарядном кружевном платьице, радостно улыбающаяся в объектив, – это я…

Но кто же та женщина на втором плане, которая смотрит на остальных с мягкой покровительственной улыбкой?

Ответ лежал на поверхности. Это была Валерия Львовна, та самая женщина, которая оставила мне в наследство антикварный магазин и квартиру. Моя тетя.

Еще раз приглядевшись к фотографии, я поняла, что она очень похожа на мужчину, стоящего рядом с мамой. Те же темные выразительные глаза, та же гордая, величественная осанка. Значит, это действительно моя тетя, старшая сестра отца.

И еще одну вещь я заметила. На голове девочки, на моей голове, было украшение – тонкая золотая диадема. Она едва держалась на голове ребенка, и мама слегка придерживала ее, чтобы не упала.

И вот… эта самая диадема лежала теперь в ящике рядом с фотографией. Диадема, или венец, я не знала, как правильнее назвать этот удивительно изящный золотой обруч, украшенный несколькими сверкающими камнями и крошечными резными фигурками фантастических зверей – львов с птичьими головами, крылатых быков, драконов с мощными когтистыми лапами…

Я не удержалась и надела его. Много лет назад венец был мне очень велик, и мама придерживала его, чтобы он не упал с детской головки, а сейчас пришелся впору. Я подошла к зеркалу, висевшему в простенке, взглянула на свое отражение – и едва узнала себя. Венец преобразил мое лицо, в нем появилось что-то значительное, гордое. Волосы обрамляли его темной шелковистой волной, в глазах появился незнакомый блеск, словно отсветы свечей. Как назвал меня тот чучельник? Принцесса?