– Почему среди вас нет мужчин старше? – спросил он.
– Стычки, – откликнулся Уильямсон, подкрепив ответ выразительным жестом.
– Стычки?..
– Клановые войны между семействами – одна из основ нашей культуры, – кивнув вдоль стола, пояснил Уильямсон. – Оттого мы подолгу и не живем.
– Клановые войны? – ошеломленно выдохнул Роджерс. – Но…
– У нас имеются знамена и гербы, как у древних шотландских племен, – заговорил Уильямсон, коснувшись пальцем яркой ленты с символическим изображением птицы на собственном рукаве. – У каждой семьи свои цвета и свой герб. За них мы и бьемся, их честь и отстаиваем. Семья Уильямсонов планетой больше не правит. Централизация власти отошла в прошлое. Вопросы особой важности решаются путем плебисцита, прямого голосования всех кланов. Правом голоса обладают все семьи без исключения.
– Как у американских индейцев.
Уильямсон согласно кивнул.
– Да. По сути, общество у нас племенное. Полагаю, со временем мы действительно разделимся на племена. Язык до сих пор у всех общий, однако размежевание, децентрализация идет полным ходом. Тем более что в каждой семье – свой уклад, свои обычаи и этикет.
– Но все-таки, из-за чего вы воюете?
Уильямсон пожал плечами:
– Порой из-за вещей вполне осязаемых, наподобие земли или женщин. Порой – из-за чисто воображаемых. К примеру, ради престижа. Когда на кону честь, раз в полгода устраивается официальная принародная битва с участием одного мужчины из каждой семьи. Лучшего воина, вооруженного лучшим своим оружием.
– На манер средневековых ристалищ?
– Мы черпаем понемногу из всех традиций. Из традиций человечества в целом.
– Быть может, у каждой семьи имеется и собственное, особое, божество?
Уильямсон расхохотался.
– Нет. В этом смысле мы все сообща – стихийные анимисты. Веруем в абсолютную одушевленность всего сущего, всех сил природы… спасибо им за сей хлеб, – подытожил он, подняв над головой изрядный ломоть хлеба с маслом.
– Который вы растите собственными руками.
– Да, но где? На ниспосланной ими планете, – задумчиво жуя хлеб, возразил Уильямсон. – В старинных хрониках сказано, что корабль наш едва не погиб. Шел на последних каплях топлива – от одного мертвого безводного камешка к другому, и этому не видно было конца. Не подвернись нам эта планета, на том бы всей экспедиции и конец.
– Сигару? – предложил Уильямсон, когда оба отодвинули от себя опустевшие миски.
– Благодарю.
Роджерс с ни к чему не обязывающим кивком принял сигару, и Уильямсон, неторопливо раскурив свою, прислонился спиной к стене.
– Надолго вы к нам? – выдержав паузу, спросил он.
– Нет. Вскоре уже и обратно, – ответил Роджерс.
– Постель вам готова, – сообщил Уильямсон. – Ложимся мы рано, но до того еще потанцуем, послушаем песни, полюбуемся театральным представлением. Постановке и исполнению пьес мы посвящаем немало времени.
– То есть в вашем обществе уделяется особое внимание психологической разгрузке?
– Нам в радость творить, создавать, если вы об этом.
Вновь оглядевшись, Роджерс заметил, что грубо оструганные доски стен расписаны фресками от пола до потолка.
– Да уж, вижу, – сказал он. – Краски вы, надо думать, тоже делаете своими руками, из растертой глины и ягод?
– Не совсем, – с улыбкой ответил Уильямсон. – Лакокрасочная промышленность у нас вполне развита. Завтра я покажу вам нашу печь для обжига собственной керамики и лучшие образчики наших тканей. Нам превосходно удается трафаретная печать, шелкография…
– Любопытно. Децентрализованное общество, медленно, но верно скатывающееся к первобытному трайбализму. Общество, сознательно отвергающее новейшие достижения общегалактической науки, техники и культуры и потому старательно избегающее контактов со всем остальным человечеством.
– Почему же «со всем»? Только с единообразными социумами, управляемыми из Ретрансляционного Центра, – возразил Уильямсон.
– Известно ли вам, зачем Ретрансляционный Центр поддерживает единый уровень развития на всех мирах? – спросил Роджерс. – Я объясню. Причин этому две. Во-первых, при современном объеме знаний, накопленных человечеством, дублирование экспериментов – непозволительная роскошь. На это попросту нет времени. Заново повторять однажды совершенное открытие на каждой из бессчетного множества планет от края до края вселенной, согласитесь, абсурдно. Поэтому новая информация, полученная на любом из тысяч миров, передается в Ретрансляционный Центр, а уж оттуда разлетается по всей Галактике. Ретрансляционный Центр анализирует, сортирует новшества и гармонично, избегая конфликтов, увязывает их с общей системой. Укладывает опыт всего человечества в четкую, функциональную, идеально упорядоченную структуру.
– А какова вторая причина?
– Координируемое централизованно культурное единообразие гарантирует мир. Бережет человечество от войн.
– Да, это верно, – согласился Уильямсон.