Золотой камертон Чайковского

Светлана, внучка Альтов, она со мной начинала заниматься еще летом и прекрасно знала о моем неожиданно проснувшемся таланте музыканта. Наверняка рассказывала бабушке с дедом, у них очень близкие отношения. Вскоре вы мною занялись уже всерьез, в музыкальном мире поползли слухи, тут уж супруги не на шутку насторожились и наверняка подумали, что всему причиной камертон, а может, даже видели его у меня, или Светлана видела и им рассказала. Сначала они, как в случае с Елизаветой Щеголевой и своим сыном, рассчитывали заполучить камертон посредством законного брака, проще говоря, хотели женить меня на Свете. Увы, не выгорело. Тогда они решились на кражу. Сын-то их еще не стар и по-прежнему бездарен, вы сами сказали, а тут такой шанс. Если уж у физика искра божья промелькнула, чего же можно ожидать от человека, всю жизнь отдавшего музыке? Станет гением, не иначе.

Такой соблазн! Вот они и решились на кражу. Пока не на убийство, а только на кражу. Но, честно говоря, я уже начал за свою жизнь побаиваться. Отравление штука опасная и непредсказуемая, это не нападения в подворотне, не отобьешься. А вдруг они в банку с сахаром яд подсыплют, незаметно так, или в молоко, или еще куда. Я могу и не узнать, пока не выпью, – поделился своими страхами Максим. – Если честно, я уже подумываю в город переехать, там безопаснее. Там в дом так просто не залезешь, и вообще.

– Да, озадачили вы меня, – потирая лоб, проговорил Павел Иванович. – Не знаю, что и сказать. Теперь, когда речь идет о хорошо знакомых мне людях, история не кажется такой уж забавной. Сперва мне казалось, что мы с вами в Шерлока Холмса играем, – вздохнул он тяжело. – Ну хорошо, а что же вы теперь намерены делать? В милицию обратитесь?

– А что я им скажу? Им как раз доказательства нужны, а у меня фантастическая история о волшебном камертоне. Правда, золотом, – невесело усмехнулся Максим.

– Так что же вы все-таки будете делать?

– Не знаю. Может, поговорить с ними, они все-таки не бандиты с большой дороги, вдруг признаются или хотя бы испугаются и оставят меня в покое? – По примеру композитора Максим потер лоб. – Но для начала надо окончательно поправиться, а то я сегодня еле до вас добрел.

– Держите меня в курсе и ничего самостоятельно не предпринимайте, – строго напутствовал его композитор. – А то мало ли что. А так, одна голова хорошо, а две все же лучше.

Сколько ни совещались Максим с Павлом Ивановичем, ничего умнее разговора по душам с Альтами они не придумали. Павел Иванович все еще сомневался в их виновности, а Максим был абсолютно уверен в своей правоте. Павел Иванович уговаривал его последить за ними, устроить какую-нибудь проверку, но Максим просто не мог больше ждать, послезавтра должны были выписывать Олю.

Максим все уже решил. Как только Олю выпишут, он сделает ей предложение, они поженятся, будут жить в городе, он устроится на работу, пока на какую-нибудь посменную, чтобы не мешала занятиям музыкой, хоть грузчиком на вокзал, хоть санитаром в морг. А что, там, говорят, зарплаты ого-го, шутил сам с собой Максим. А вот потом, глядишь, и творчество его начнет приносить доход. За ту новогоднюю песню ему уже заплатили, пока, конечно, немного, но лиха беда начало.

Но прежде чем начинать новую жизнь, стоило обезопасить тылы. Как бы то ни было, но летом они с Олей и Сашей будут приезжать на дачу, и он не хотел, чтобы кто-то из его близких стал случайной жертвой отравителя. А потому Максим шагал морозным вечером по тихой, заметенной снегом улице к дому Альтов, повторяя про себя заранее продуманную речь. Камертон он зачем-то взял с собой, для моральной поддержки, наверное.

– Ой какой молодой! – охала старушка в каракулевой шубке и игривой меховой шляпке набекрень.

– И одет прилично, – вторила ей подружка в такой же шубке и вязаной шапочке.

– А крови-то! Боже мой, даже смотреть страшно! – всплескивал руками старичок в дубленке с поднятым воротником, по-детски повязанным за спиной шарфом и в войлочных ботиках.

– Еще бы не было, ему же шею топором рассекли. Страсти какие. Теперь на улицу после темноты ни за что не выйду, – охала первая старушка, глядя на распростертое на пропитанном яркой алой кровью снегу тело молодого человека со светлыми волосами и уродливой раной на шее.

День выдался морозный, но солнечный. Сверкали бриллиантовым блеском сугробы, искрились покрытые инеем ветви деревьев, яркая синева разлилась над укутанными чистейшим белым снегом домами. Дачный поселок выглядел празднично и нарядно, и только кровавое пятно с лежащим на нем человеком жесточайшим диссонансом выбивалось из общей гармонии.

– Товарищи, отойдите! Как не стыдно, вы же мешаете работать бригаде! Гражданочка, вы куда, извиняюсь, лезете? Вы что, свидетель? Нет? В сторонку, – сердито оттеснял зевак от места происшествия старшина Точилин.

– Старшина, откуда здесь столько народу? Мешают работе бригады! – сердито буркнул областной следователь Жуков, стреляя глазами по сторонам.