Золотой ключ, или Похождения Буратины. Claviculae

Третий день он стоял, не шевелясь, почти не дыша. Глаза отарка были закрыты, ресницы примёрзли к обледенелой шерсти. Уши свернулись от холода. Он не чувствовал ног, и передних лап он не чувствовал тоже. Член его был мёртв, яйца превратились в ледяные шары, тихонько позванивающие. Но ему всё это было безразлично: дух его погружался во Згу, дабы подъять Второе Ща.

Прежде-прежде — давным-давно — когда-то — он уже и позабыл, когда — Вездесос Окоронтий Тилипун Тепель-Тапель был великим и пышным лапландским жрецом, служителем Боуков. Он ни в чём не знал нужды, ел лишь мёд и свежую печень младенцев, а рамена его облегали парча, виссон и куньи меха. Прекраснейшие самки отдавались ему, почитая честью для себя приять его семя и родить от него сынов.

Был он яр в служении. В священном самоцветном уборе ступал он на камни алтаря. Рокотал он Святые Словеса молчаливо внимающим ему прихожанам-отаркам, собравшимся во храмине, дабы Боуквы почтить. И сам он был почтен, почитаем как Единый Азъ, как живое вопрощение Заглавья.

Так жизнь была его полна и велелепа, покуда не согрешил он, попутав Боуквы.

Совершилось это, когда он переписывал Святую Къныгу Малахоль. Как великий жрец, обязан он был переписывать Святые Книги. Был он служителем и жрецом совершенным и ни единою Боуквой не лгал. Ровно ложились Боуквы на пергаменты из тюленьей кожи, ничто не смущало их Строй. С первого же Язя и далее — всё было точно и верно, как тому и должно быть.

И что б вы думали? Возгордился Вездесос Окоронтий Тилипун Тепель-Тапель своим уменьем и тщаньем, оттого в оконцове утерял вниманье и бдительность. Выводя последнее слово Къныги Малахоль — а это было слово "вотще" — он не соблюл меру, разнеся "о" и "т" на расстоянье большое, чем подобает межсловному пробелу. И распалось слово "вотще" на "во" и "тще".

Когда же чернила просохли, узрел он свой Проёб. И страшно взревел, взрыдал он. Ибо, будучи служителем и жрецом совершенным, постигнул немедля он бездну падения. Того не чая, отворил он по небрежности новое и злое — немилосердную Тщу, некую чудовищную дыру в мироздании. И служенье его стало тщетным.

Вначале попытался Вездесос Окоронтий Тилипун Тепель-Тапель изгладить Зло обычными средствами. Пемзою стёр он удалившиеся Боуквы и вписал их заново. Должный вид приобрела Къныга Малахоль, но не радовала она. Ибо бездна Тщи не закрылась. Разверзалась Тща и поглощала Къныгу Малахоль: медленно любила, пережёвывая — в пыль, в пыль, в пыль.

Тогда Вездесос Окоронтий Тилипун Тепель-Тапель приял покаянье. Снял он с рамен своих парчу и виссон и возложил на них вериги железные. Отверг он мёд, и печень младенцев, и поклал себе себе заповедь великую: харчеваться отныне лишь тухлой головизною. Каждый день он бился головой о медный столп во храме Боуков, моля их, чтобы они сокрыли Тщу.

Но Тща разрасталась, как чёрное древо пастей, и поглощала всё, что свято, что дорого, что полезно. Сердцем чуял Вездесос Окоронтий Тилипун Тепель-Тапель эту погибель.

Тогда он оставил служение, раздал сокровища и скрылся в глубокой пещере. В служение себе призвал он сынов своих, зачатых от отарковиц. Они приносили еду и выносили испражнения.

Семь лет он провёл в этом добровольном заточеньи.

В первые годы его донимали воспоминания об утраченном величии. Снились ему пышные обряды, моления, и лики Боукв. Но и Тща росла, просторилась.

Тогда он спустился в глубокие пещеры. Там не было света, лишь вода шумела во мраке. Он пил ледяную воду, ел головизну и рыдал, моля Боуквы. Но глухи были Боуквы, и просторилась Тща.

Текущая вода иногда пробуждала в нём сожаление о прежней жизни и вливала желанья. Тогда он ждал прихода сынов и совокуплялся с ними; те молча покорялись ему, боясь гнева отца. Тщету и мерзость этих противоестественных соитий не передать словами. Но Тща была страшнее.

В последние годы Вездесос Окоронтий Тилипун Тепель-Тапель достиг того, что разучился говорить, а только рычал. Он перестал отличать одни вещи от других, горы были для него не горами, а реки — не реками. Он разучился совокупляться и стал чист, сам не ведая того. Он не знал, где находится и зачем. Он видел только Тщу и Боуквы, коим молился беспрестанно.

И наконец, по пятидесьтидневному постному молению к последнему Е с налепшим знаком Оконцова — явился ему явилось явилась Явь от Боукв.

Так познал он, что не грех совершил, а исполнил тайное Веленье АзъБоуки. Ибо Тща не могла бы стать возмочь из-за простой ошибки, описки. Нет! — то было движение самой Ща, Боуквы, у которой братне взъегобужилось Ща Второе, жрецам доселе неведомое. Ему же, Вездесосу Окоронтию Тилипун-Тепель-Тапелю было дано подъять Второе Ща, явив через себя Слово, Его соимущее. Он был избран Боуквами для сего Порождения. Тогда-то и сокроется Тща, и Лепшее вновь воцарится — как тому и должно быть.

Тогда возрадовался Вездесос Окоронтий Тилипун Тепель-Тапель. Бросил он пещеры свои, головизну и сынов. И ушёл на Север, во Згу, от которой исходят Боуквы.

Третьего дня он прибыл. И стоял, ожидая, отдавая себя Отцу Холоду, наперстнику Зги.