Золотой ключик инфосторителлинга

— Сидите?! — парень повернулся к пассажирам, сделав нехорошее лицо. Кто помнит Евгения Урбанского в фильме «Коммунист», тот поймет, что я имею в виду.

— А мы и не спешим. Нам торопиться некуда, — сказал злобного вида мужик, отвернувшись к окошку.

— Так до ночи просидите, — пообещал парень.

Это подействовало. Неистовый ветер за окошком гнал белые хлопья в надвигающуюся черноту. Троллейбус был единственной ниточкой, связывающей нас с домом. Другого транспорта в этом районе не было. Нехотя, по одному, все потянулись к парню.

— Группируемся! Прыгаем! — командовал он.

Троллейбус завыл — и ни с места.

— Толка́нуть надо, — сказал злобный мужик.

Вышли. Толкаем. А скользко так, что тут не то что троллейбус — самому бы удержаться, чтобы ветром не унесло.

— И-и раз! И-и два! — командовал парень.

Сила коллектива взяла верх над стихией. Троллейбус дернулся и медленно пополз вперед. Заскакивали на ходу. Кто не успел — бежал сзади, постепенно исчезая в пурге.

Троллейбус мчался мимо кишащей народом остановки.

— Ехай — не останавливайся! — орал парень. — Ч-черт с имя!

— А как же те, кто толкал? — спросили робко. — Они-то остались.

— Ничо, пешком добегут, — успокоил парень. — Здоровее будут.

Злобный мужик заскочил в последний момент. Успел.

— Эх, Россия! — сказал он, отдыхиваясь. — Да было бы такое в Канаде! Да в Канаде за такое…

Все с надеждой повернулись к нему, желая услышать для себя нечто крайне важное. Но мужик замолчал, исчерпав запас слов, и нам самим пришлось домысливать, как в подобной ситуации поступают в Канаде.

Что же я тут такого интересненького напридумывал? Попробую объяснить.

Ну, во-первых, троллейбус — это тот самый «кирпичик», на котором я построил сюжет.

Во-вторых, я придумал героев — спортивный парень, злобный мужик — и придумал для них дело, которым они занимаются. Они толкают троллейбус.

В-третьих, я раскручиваю действие с помощью прямой речи. Мои герои постоянно препираются, спорят, возмущаются, и на этом фоне с ними что-то происходит.

Насколько удачно у меня это получилось, судить не мне.

Рассказ ведь не о том, что приключилось с каким-то там троллейбусом на самом деле. Да и был ли троллейбус?

Не это важно.

Идея здесь, как мне кажется, в брошенных людях. В тех, кто остался за бортом в кипящем снежном месиве. Они не успели запрыгнуть на ходу. Отстали. И их навсегда поглотила черная морозная бездна.

Читателю нужен вымысел, над которым можно «облиться слезами».

Ему нужен кусочек переживания, душевного волнения, за который не жалко ничего.

Будет это похоже на правду про застрявший троллейбус — это уже дело десятое. Может быть, будет, а может, и нет.

Главное, что вы зацепили, задели за живое. Если это удалось, вам скажут: «Молодец, всё как в жизни!»

Сколько по улице бегает Каштанок, Му-Му, белых Бимов с черными ушами — и никто на них не обращает внимания.

Чтобы мы почувствовали жизнь этих бедолаг, должен найтись человек, который нам про все это расскажет: Чехов, Тургенев, Троепольский — суть, в конце концов, не в этом.

Что значит «расскажет»? Подведет и покажет. Найдет болевую точку в нашем сознании и воздействует на нее. Уколет нас.

Чтобы мы что-то почувствовали, нас нужно уколоть.

Писатель — это тот, кто делает нам этот укол, будто врач или медсестра.

Как он это делает?

Он заставляет нас пройти путь вместе с ним и с его героем.

Когда я пишу, у меня такое ощущение, что я беру читателя за руку и я должен его куда-то привести. Куда?

В точку своих переживаний.

Если что-то волнует меня, то, возможно, это что-то волнует и других. По аналогии с известным выражением: если вы убиваете одного человека, значит, вы убиваете все человечество.

Точка — это конец пути. Человек похож на слепого — чтобы он увидел, его нужно взять за руку, подвести и показать: вот оно.

Писатель показывает. Нарисуйте точку и линию.

Линия должна привести к точке наивысшего переживания.

Вот так:

Но уколоть мало. Произведение не получится, если оно будет состоять из одной точки.

Приключения Буратино закрутились, завертелись с того, что он встал и пошел.

Буратино покачался-покачался на тоненьких ножках, шагнул раз, шагнул другой, скок, скок — прямо к двери, через порог и — на улицу.

Карло, беспокоясь, идет за ним:

— Эй, плутишка, вернись!..

Куда там! Буратино бежит по улице, как заяц, только деревянные подошвы его — туки-тук, туки-тук — постукивают по камням...

— Держите его! — кричит Карло.

Прохожие смеются, показывают пальцами на бегущего Буратино. На перекрестке возвышается огромный полицейский с закрученными усами и в треугольной шляпе.

Увидев бегущего деревянного человечка, он широко расставляет ноги, загородив ими всю улицу. Буратино хотел проскочить у него между ног, но полицейский схватил его за нос и так держал, покуда не подбежал папа Карло...

— Ну, погоди ж ты, я с тобой ужо расправлюсь, — отдыхиваясь, говорит Карло и пытается засунуть Буратино в карман куртки…

Однако Буратино совсем не хочется в такой веселый день при всем народе торчать ногами кверху из кармана куртки. Он ловко выворачивается, шлепается на мостовую и притворяется мертвым…