— Я действительно всегда бредила историей, — начала женщина. Каждое слово давалось ей с трудом. — Я мечтала поработать в школе, потом поступить в аспирантуру, сделать какое-нибудь научное открытие и защититься, но встретила Стаса и… — она замялась. — Наверное, мне надо было совместить работу по дому и науку, однако я об этом не подумала. Стас освободил меня от всего, кроме обязанностей по дому.
— Ты говоришь об этом так, будто жалеешь, — заметил Александр Борисович. — Между тем многие женщины мечтают быть на твоем месте.
— Может быть, — пожала плечами Красовская. — Но им нужно быть готовым к тому, что случилось со мной. Я осталась одна, без мужа и денег и не представляю, что мне делать. Когда-то, после окончания университета, я шла в школу с неохотой. На нашем курсе бытовало мнение, что там работают одни неудачники, хотя это совершенно неправильное суждение. А теперь я молю Бога, чтобы меня туда взяли. Как вы думаете, возьмут?
— Возьмут, — успокоил ее Зенин. — Учителей не хватает. С современными детьми трудно работать, и желающих мало, особенно среди молодежи. В наше время учителям стали неплохо платить, однако пока это ничего не изменило. Молодежь в школу и палкой не загонишь… — Он снял очки и протер их платком. — Я мог бы много рассказать на эту тему, но ценю твое время. Как я понимаю, мы ответили только на один из интересующих тебя вопросов, — что написал в записке Стас. Есть еще и второй вопрос — о чем говорится в документе. Ты ведь хочешь, чтобы я прояснил и это?
— Если вам не трудно. — Лариса наклонила голову.
— Не трудно. — Старик надел очки и всмотрелся в причудливые буквы документа. — Да, алфавит древнегреческий, но я таких слов не знаю. Придется освежить память, обратиться к многочисленным словарям. Можешь оставить мне этот документ до завтра?
— Да, конечно. — Лариса поднялась со стула. — Огромное спасибо, что согласились помочь мне.
— Не нужно никаких «спасибо», — замахал руками профессор. — Признаюсь, мне самому чертовски интересно, что в этом документе… — Он вдруг осекся и бережно, двумя пальцами, взял пергамент. — Знаешь, мы сейчас вот что сделаем. — Старик подошел к ксероксу и ловко снял копию первой части. — Держи, Ларочка, подлинник.
Красовская покраснела:
— Но я вам полностью доверяю…
— Знаю, что доверяешь, — усмехнулся Зенин. — Тут, видишь ли, дело в другом. Под старость я стал слишком рассеянным. Бывает, положу вещь и потом долго не могу найти. Чтобы такое не случилось с документом, лучше мне иметь его копию. — Он поднес к глазам листок бумаги. — Тут прекрасно все отпечаталось, — Зенин наморщил лоб. — Дай-ка мне свой телефончик. Завтра я позвоню тебе, как только что-то прояснится. Думаю, до обеда управлюсь.
— Отлично. — Лариса хлопнула в ладоши.
— Договорились. — Старик проводил ее до двери и на прощание пожал руку. — Жди звонка.
Выйдя на улицу, Лариса снова погрузилась в горестные думы. Домой идти не хотелось. Женщина немного прогулялась по набережной почти высохшей речонки, заросшей пожелтевшей осокой. Голуби без боязни лезли в ручеек, охладиться. Свежий воздух внезапно пробудил аппетит, которого не было уже несколько дней. Красовская решила зайти в кафе, располагавшееся неподалеку, но потом вспомнила, что в кошельке у нее ни рубля. Она усмехнулась, подумав, что не сможет поехать на дачу, чтобы взять прошлогодние запасы картошки и консервов. Если Стас снова там, она не перенесет этой встречи.
Женщина опустилась на скамейку и сжала пальцами виски. Господи, что же происходит? Жив ли Стас на самом деле или это чьи-то глупые шутки? Но ведь она видела своего мужа всего в нескольких шагах от себя, а по телефону слышала его дыхание… Как же все это объяснить? Почему он не придет к ней, не даст о себе знать другим, нормальным способом? Геннадий прав, когда снова и снова задает ей этот вопрос. И этот терминаторообразный майор тоже прав. Ни один суд не вынесет решение об эксгумации.
— Раз ты не хочешь иметь со мной дела, я тоже не хочу. — Она подняла глаза к небу, словно надеясь, что невидимые силы донесут ее слова до мужа. — Буду пытаться жить без тебя.