Золотой конь Митридата

Она послушно засеменила к пурпурному шатру, а царь, пробираясь по узким проходам между палатками воинов, слыша их негромкие разговоры и смех, искал своих друзей, с удовольствием вдыхая запах сухой осенней травы и осоки, пахнувшей кукурузными початками, покрывавшей берега речки, вода которой местами подернулась изумрудной кружевной тиной.

Юноша скорее почувствовал, чем услышал, тихий шорох за спиной и, резко обернувшись, схватил за руку, державшую обнаженный клинок, отсвечивавший матовым блеском, темную фигуру в плаще. Лицо нападавшего скрывал черный башлык, сливавшийся с темными осенними сумерками, всегда готовыми прийти на помощь преступникам, однако Митридат понял, кто собирался лишить его жизни.

— Не утерпел все-таки. — Он скрутил нападавшему кисть, и тот, выронив меч, вскрикнул от боли. Оглянувшись по сторонам, Митридат, никого не заметив и продолжая держать за руку несостоявшегося убийцу, всматривался в темное поле. Где же Тирибаз и его друзья? Неужели… Он не хотел верить в плохое.

— Иди со мной и не вздумай бежать, — приказал он нападавшему, и тот, как побитая собачонка, покорно поплелся рядом.

Дойдя до своего шатра, в котором слышались громкие голоса, он втолкнул несостоявшегося убийцу внутрь и вошел сам, ожидая — сам не зная почему — увидеть, кроме халдеев матери, своих верных товарищей, но их не было. Лаодика, раскрасневшаяся от волнения, жары и вина, развязно хохотала, как пьяная гетера, поправляя сползший с плеча хитон. Ее тень Гиетан, напротив, был бледен и напряжен. Младшая Лаодика, забившись в угол, молча наблюдала за странным пиршеством. Увидев сына, царица кокетливой походкой направилась к нему:

— Где ты задержался, Митридат? Мы тебя заждались. Каждый уже выпил по чарке вина.

Митридат покачал головой. Кудрявые волосы отливали золотом в кровавом блеске факелов.

— Ты ошибаешься, мама. Не каждый. Налейте еще одну чашу. — Он вытолкнул вперед долговязую фигуру в башлыке. — Этому можете налить две чаши — за храбрость. Только что он хотел меня убить.

Лаодика открыла рот. Ее блестящие глаза расширились и потемнели.

— Убить тебя? Но кто посмел? — Ее тонкая рука сдернула башлык, и царица ахнула. Лицо ее младшего сына при свете факелов казалось еще бледнее и худее. Светлые белоснежные кудри повисли безжизненными прядями, он съежился и казался меньше ростом.