Веревки на таких лестницах очень тонкие, и Паоло, ни секунды не сомневаясь в том, что одного взмаха ножа окажется достаточно для того, чтобы жизнь маркизы оборвалась раз и навсегда, крикнул Луизе приказным тоном:
— Поднимайся!
Заметив, что молодая женщина колеблется, он вынужден был повторить:
— Поднимайся!
Пока беглянка была на лестнице, тюремщик хранил молчание, но стоило ей оказаться в камере, как он завопил:
— В ружье!
Но никто не откликнулся на его призыв.
Высунувшись из окна, он заметил на улице людей в униформе и, приняв корсаров за патрульных Его Величества, вновь заголосил во все горло.
— Бедняга!
Выпущенная Паоло пуля раздробила крикуну руку и, отпрянув назад, тот закричал еще громче, на сей раз — от боли.
— Ты заплатишь за них, негодница; обязательно приду взглянуть на то, как тебе отрубят голову.
С этими словами он побежал было поднимать на ноги персонал тюрьмы, но подчиненные уже спешили на помощь…
— Ко мне, — пробормотал тюремщик. — Я ранен.
Волнение и боль его были столь сильными, что он зашатался и, упав на руки своей супруге, успел произнести лишь одно слово:
— Луиджи!
Его поняли.
Тотчас же к министру полиции был отправлен курьер.
Когда Луиджи прибыл в тюрьму, смотритель был еще без сознания, но, увидев веревочную лестницу, сидящую на стуле маркизу, бледную, но спокойную и ироничную, перепиленную решетку, министр все понял.
— Вот как! Так вы пытались бежать?
— Да, сударь, — с презрением отвечала маркиза.
— Мои комплименты! — сказал он. — Похоже, ваш побег был неплохо продуман.
— Так неплохо, сударь, что едва не удался. Я была на полпути к земле!
— Забудьте о земле, сударыня, — больше вам ходить по ней не доведется. У вас, как у ангела, а вас вполне таковым можно считать, теперь одна дорога — на небеса, и я, знаете ли, очень даже этому рад!.. Но из-за вас ранили этого беднягу… Ага! Он открывает глаза.
Тюремщик пришел в себя.
Явившийся еще прежде министра доктор уже осмотрел рану и заявил, что необходима ампутация; Луиджи лично объявил об этом жертве, но добавил:
— Твое место останется за тобой. Кроме того, ты будешь ежегодно получать шестьсот ливров в качестве компенсации за твое увечье; ты храбрый малый, и я это ценю.
Эти обещания так воодушевили пациента, что, вскинув вверх здоровую руку, он прокричал:
— Да здравствует король!
— Браво! — сказал Луиджи. — Ты настоящий мужчина. Но теперь ответь: кто мог передать маркизе эту лестницу?
Тюремщик задумался.
Маркиза улыбнулась.
Желая во что бы то ни стало скрыть правду, она решила импровизировать на ходу.
— Стоит ли так утомлять этого раненого беднягу, сударь? — сказала она Луиджи. — Я могу и сама вам все рассказать. Не далее как вчера через открытое окно ко мне в камеру влетела слегка притупленная стрела, в деревянном стержне которой я нашла пару напильников и записку.
— Где она?
— Неужели, по-вашему, я столь наивна, что сохранила ее? Она давно сожжена. В записке говорилось, что я должна потянуть за ниточку, которая была привязана к оперению стрелы. Так я и сделала и вскоре подняла сверток, в котором обнаружила эту лестницу. Несмотря на ужасную боль в ногах, которую я испытываю после пытки, я весь день пилила решетку и по условленному сигналу начала спускаться.
— Хорошо, — сказал Луиджи. — Но как, черт побери, вы вообще можете передвигаться с вашими-то ранами?
— Я, сударь, если вы этого еще не поняли, женщина сильная; могу и потерпеть, когда нужно.
Министр приказал снять бинты, которыми были обмотаны ноги узницы, и увидел покрытую красными пятнами кожу.
Ступни и лодыжки маркизы были вздувшимися и распухшими.
Молодая женщина побледнела.
Она и не подозревала, что ее ноги пребывают в столь плачевном состоянии, и опасалась, что сейчас вскроется тот факт, что ее и вовсе не пытали; но палач догадался смазать кожу мазью, которая придает эпидермису опухлость, а самим ногам — вздутие и красноту.
Приписав беспокойство маркизы испытываемым ей болевым ощущениям, Луиджи промолвил:
— Не будь вы врагом короля, я бы ни минуты не переставал восхищаться вами.
Узница улыбнулась.
Он продолжал:
— А так, придется положить всему этому конец. Завтра вы взойдете на эшафот.
— Тем лучше! — сказала маркиза. — Кровь мучеников весьма плодородна; оросив своей итальянскую землю, я помогу взрасти целой армии патриотов, которая вскоре покончит с вашим режимом.
— Поживем — увидим! — проговорил министр. — Прощайте, сударыня. Теперь мы встретимся лишь на площади, где вас казнят.
С этими зловещими словами он удалился.
Пока министр находился в тюрьме, постовых обнаружили и развязали, и теперь их ожидал допрос.
Когда Луиджи узнал, что на пост напали патрульные, облаченные в униформу и ведомые генералами, которым был известен пароль, когда он узнал, что нападавшими были переодетые солдатами карбонарии (именно таково было его предположение), он пришел в полное отчаяние и вызвал к себе своего заместителя.
То был ловкий, сообразительный, отважный молодой парень, которого — в чем Луиджи не сомневался — ждало блестящее будущее.
Он уже сейчас ни в чем не уступал министру, а кое в чем того и вовсе превосходил.
Луиджи объяснил ситуацию.