Золотой корсар

— Мне кажется, ваше превосходительство, — сказал сбир, — нет, я даже уверен в том, что наши противники насчитывают в своих рядах не более трехсот человек.

— Но чем тогда объясняется тот факт, что они везде и всегда одерживают над нами верх? Пусть этот, к слову, отлично продуманный, побег и не удался — его все равно можно расценивать как их триумф; этой мятежнице не удалось бежать лишь по чистой случайности.

— Но что нужно для подобного побега? Всего лишь горстка людей. Что было нужно для пожара? Несколько групп парней, решительных и отважных, да и только.

— Тут я склонен с тобой согласиться.

— К тому же, если бы этих сторонников маркизы было пять или шесть тысяч, они бы попытались поднять Неаполь и его окрестности на восстание, но ведь они пока почему-то таких попыток не предпринимают?

— Но как нам поймать всю эту шайку либералов?

— Заманив их в ловушку.

— Но в какую?

— Есть у меня одна идея, но ее еще нужно довести до ума… Сделаем так: я над этим подумаю и через час предоставлю вам свой план.

— Жду тебя во дворце.

Глава XXIII. План мятежа

Увидев, что его план провалился, Паоло быстро спустился на землю, выстрелил пару раз по тюремщику и скомандовал всеобщее отступление; связанные по рукам и ногам, постовые остались валяться на походных кроватях.

Отойдя на достаточное расстояние, Паоло приказал своим людям разделиться, избавиться от униформы и ружей и на рассвете попарно вернуться на судно, по примеру простых лаццарони проведя ночь под дверями городских домов.

Сам же он, вместе с Вендрамином и Людовиком, отправился ночевать к приемному отцу.

По дороге юноша поведал друзьям о своих планах.

— Уверен, — сказал он, — что, прознав про нашу попытку вызволения маркизы, министр постарается поторопиться с ее казнью; возможно, она будет назначена уже на завтра. Нам не остается ничего другого, как попытаться организовать мятеж.

— Но как склонить народ к восстанию? — спросил Людовик, который знал, что низы неаполитанского общества питали глубочайшую привязанность к королю Франческо, отвечавшему им взаимной любовью.

— Это будет гораздо легче, чем принято полагать.

— Ты рассчитываешь на буржуазию?

— Нет. Она слишком труслива.

— Значит, на армию?

— Нет.

— Но лаццарони поклоняются королю, как своему божеству, каждый день устраивая ему бурные овации.

— Эка невидаль! Меня они тоже любят — спроси у Вендрамина.

— Просто обожают! — подтвердил великан.

— Не стоит забывать и про их всепоглощающую любовь к пистолям и байокам, как и о том, сколь неистовый это народ: малейшего недовольства, пустяка достаточно для того, чтобы привести их в бешенство, и у меня есть превосходный для этого предлог. Завтра, если, конечно, казнь будет назначена на завтра, они будут ненавидеть короля.

— Но как ты этого добьешься?

— Помните, я говорил про лотерею?

— Разумеется, — промолвил Людовик.

— Билеты уже распространили?

— Я лично этим занимался! — сказал Вендрамин.

— Нужно разнести по городу слух, что в такой-то день, такой-то час — это должны быть день и час казни — состоится столь ожидаемая всем Неаполем томбола. Улавливаете мою мысль?

— Не особо.

— Человек десять из вас, переодетые сбирами, появятся на месте ее проведения с мнимым комиссаром, люди, естественно, изумятся, и тогда комиссар поднимется на трибуну и заявит: «Именем короля я налагаю секвестр на все ваши лоты».

— Браво! — воскликнул Людовик.

— После чего он зачитает указ, объявляющий любые лотереи безнравственными, и народ, который обожает эту игру еще больше, чем своего короля, придет в ярость. Ящики с оружием уже приготовлены; нужно лишь распечатать их и раздать винтовки, коих мы располагаем тысячами; патронов к ним в наших трюмах тоже хватает. Часть команды, переодетая в лаццарони, но в голубых шапочках — это будет наш опознавательный знак, — возглавит мятеж. Мы откроем огонь по солдатам, те вынуждены будут отступить, и тогда мы растечемся по городским улицам таким образом, чтобы лишить армию возможности вновь водворить маркизу в тюрьму, и, разоружив ее охрану, спасем ее.

Воспользовавшись всеобщим смятением, корабль при первых же звуках выстрелов начнет разогреваться и готовиться к бою; чтобы посеять еще большую панику, мы оставим на борту пятьдесят артиллеристов, которые приступят к бомбардировке города. Обстреливая дворец и казармы, они прикроют наш отход. Вернувшись на судно, мы позволим мятежу идти своим ходом, заберем семью Вендрамина и скомпрометированных нами вожаков восстания и выйдем в море.

— Начни мы с этого, — воскликнул Людовик, — у нас бы все получилось!

— Никогда, — заметил Паоло, — не следует пускать в ход главные средства, иначе как в самом крайнем случае.

И, повернувшись к Вендрамину, он спросил:

— Ты все слышал?

— Да.

— И понял тоже все?

— Да.

— Тогда иди и обо всем позаботься. Я же побегу к Кармен; возможно, ей известно, когда именно состоится казнь.

Глава XXIV, в которой Паоло удается хитростью втереться в доверие к королю

Представ перед королем, Луиджи сказал: