Золотой корсар

Юноши поняли, что они находятся посреди города, захваченного врасплох какой-то катастрофой, и Людовик, который был немало наслышан про Геркуланум и читал описания итальянских городов, засыпанных пеплом при извержении Везувия, отказался от мысли о том, что Иаков приготовил некую неожиданную развязку, желая поразить воображение гостей.

— Начало неплохое, — прошептал он на ухо Паоло. — Я уже не жалею о том, что приехал сюда.

— Подожди немного, и ты еще не такое увидишь.

Рабыни провели их в будуар и помогли переодеться.

— Ты заметил, сколь восхитительны эти девушки? — прошептал Людовик. — У них есть только один недостаток — они немые.

И он попытался поцеловать одну из мулаток.

— Тебе следует пренебречь нами, господин, — сказала та. — Тебя ждет еще большее счастье; ты предназначен для другой любви!

— Гляди-ка, они говорят! — воскликнул Людовик. — Расскажи, красавица, какие такие феи нас ожидают, опиши их, прошу тебя.

— Не нужно! — произнес чей-то голос. — Лучше я их вам покажу.

То был Иаков.

— Хорошо выспались? — спросил он.

— Великолепно, — сказал Людовик. — И, скажу честно, господин: Мерлин вам и в подметки не годится; мы здесь менее суток, но уже устали восторгаться.

Паоло хранил молчание.

— Все еще дуешься на меня, малыш? — спросил у него Иаков с доброжелательным простодушием. — Похоже, ты затаил на меня злобу за то, что я разрушил твое счастье.

— Что бы ни случилось, господин, — промолвил Паоло, — Ноэми я не забуду.

Отвечая на мысли, которые он прочел в сердце юноши, еврей сказал:

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет, — проговорил Корсар.

— Я всегда держал данное тебе слово?

— Да.

— Что ж, боюсь, о Ноэми ты вскоре больше и не вспомнишь; ты будешь охвачен такой страстью, что все другие женщины перестанут для тебя существовать. А насчет моей внучки не волнуйся; вскоре былая красота к ней вернется. Просто, чтобы отвадить тебя от нее, я наслал на нее одно кожное заболевание, быстро проходящее и не представляющее угрозы для ее здоровья. По возвращении я ее исцелю. Я хотел, чтобы ты начал испытывать отвращение к этому дитя, и, по-моему, преуспел в этом.

— Я все еще люблю ее.

— Ты любишь воспоминание о ее красоте, и подавлять в тебе этот мимолетный идеал я не желаю.

Решив положить конец столь неприятной перебранке, Людовик прервал их беседу целым потоком вопросов.

— Господин, — сказал он, — я должен выразить тебе свою благодарность. Ты приобщил меня к приключениям, предназначавшимся для моего друга; мне хотелось бы знать, чему я обязан и этой честью, и этим счастьем!

— Моему желанию заполучить сына от тебя, который будет верным спутником сыну Паоло. Они станут друг другу теми, кем являетесь вы друг для друга, — братьями. И так как двое людей, которые без труда находят общий язык, становятся втрое сильнее, я подумал о том, чтобы увековечить вас в ваших детях. Паоло, вероятно, говорил тебе, чего я жду от него в будущем?

— Да, господин.

— Так вот, после долгих размышлений я решил продлить и твою жизнь тоже. И если ты умрешь насильственной смертью, у меня будет кем заменить тебя.

— Наши дети будут любить друг друга так же, как мы?

— Даже сильнее. Вы еще не достигли того совершенства, в каком я нуждаюсь; ваши матери оставляли желать лучшего. Но я дам вам в жены женщин, идеальных во всех отношениях; одна из них блондинка, другая — брюнетка.

— Это для того, чтобы наши отпрыски были лучше, чем мы сами? — насмешливо, сам того не желая, спросил Людовик.

— Да, — отвечал еврей, которого остроты провансальца, похоже, ничуть не задевали.

— Пусть так, господин, но к чему такая спешка; разве все это не может подождать — ведь мы и сами еще во многом дети?

— Боюсь, что нет. У меня есть все основания полагать, что, возможно, в самом ближайшем будущем мне придется искать вам замену. Я буду ставить перед вами такие задачи, с какими, вполне вероятно, вы можете и не справиться. Вот ты ухмыляешься сейчас, Людовик, пустая твоя французская голова; но настанет день, когда мысль о смерти от ядра или пули заставит тебя вздрогнуть.

— Гм! Возможно! — беззаботно проговорил Людовик. — Но меня смешит роль, которую мне предстоит сыграть, — производителя героя для чародея Иакова, будущего властелина мира, живущего вечно, будущего бога.

— Тут ты прав. Ты лишь орудие в моих руках, и ты нужен мне лишь для удачного скрещивания рас, мой мальчик. Я даже подумываю (так как от ваших сыновей я хочу иметь дочерей) о том, чтобы позволить вашей крови смешаться с моей; одну из ваших внучек я намерен взять себе в жены.

Людовик отпрянул.

Паоло нахмурил брови.

— Да не волнуйтесь вы так: я буду молод, красив, обаятелен.

Людовик рассмеялся.

— Ты только не сердись на меня, господин, — сказал он, — но, вопреки моей воле, меня все еще гложут сомнения. Конечно, я видел здесь массу чудес, конечно, я нахожусь в сказке и вроде бы должен верить в реальность происходящего, но все мы, французы, скептики по натуре и оспариваем даже очевидное, а потому от имени всей моей нации я ответственно заявляю: чудес не бывает.