Золотой корсар

Он млел от удовольствия, а в финале, вскочив на ноги, прокричал: «Браво! Бис!», и голос его дал сигнал к вызову певицы на сцену.

Кармен вернулась и под шквал аплодисментов повторила свою арию.

Паоло снял с пальца брильянт, позаимствовал у соседки небольшой букет и, продев его в перстень, бросил на сцену.

Кармен догадалась, что то было сделано с задней мыслью.

Подняв букет с пола, она закрепила его на своем корсаже, перстень же надела на палец, после чего уже никто в зале не сомневался в том, что именно Паоло будет удостоен чести проводить молодую блондинку до дома.

Остаток вечера превратился в самый настоящий праздник.

Вся сцена была устлана цветами.

Казалось, Кармен поет для одного лишь Короля набережных, который не сводил с нее глаз.

По окончании спектакля в фойе субретка актрисы открыто вручила Паоло записку, в которой говорилось следующее:

«Рада буду вас видеть».

После подписи стоял постскриптум:

«Воспользуйтесь вечером моей каретой».

Паоло сделал вид, что опускает записку в карман, но намеренно уронил ее на пол.

Ее подобрали, и вскоре уже весь Неаполь судачил о том, что Король набережных стал любовником королевы «Сан-Карло».

Безусловно, красавец-юноша может быть любим прекрасной девушкой; ничего удивительного в этом нет.

Если бы Паоло направился к Кармен сразу по прибытии в город, Луиджи позднее мог построить на этом факте свое обвинение; но, подготовленная таким образом, их встреча никак не могла быть признана преступной, на тот случай, если о связи Кармен с маркизой полиции уже было известно либо же станет известно позднее.

Что удивило позднее неаполитанскую полицию, так это крайняя осмотрительность сего шестнадцатилетнего юноши, который не дал ищейкам ни единого шанса арестовать себя.

Покинув театр, Паоло стал дожидаться Кармен.

При ее появлении в дверях артистического выхода, он галантно подал девушке руку и на глазах десяти тысяч столпившихся у театра зрителей проводил до ее кареты.

Рыбаки пожелали устроить Королю набережных и Кармен триумф: ему — за то, что он любил ее; ей же — за то, что она любила их кумира.

Лошади были распряжены, факелы зажжены, и посреди тысяч восторженных криков и множества песен молодые люди были доставлены к особняку актрисы.

Едва они заняли места внутри кареты, Паоло прошептал на ухо Кармен:

— Это она?

— Снова этот вопрос, — пробормотала Кармен. — Кто — она?

— Маркиза Дезенцано.

— Вот так вот! Так вы знали, кому именно оказали услугу два года назад?

— Ну конечно! — промолвил юноша. — Значит, она ничего не рассказывала вам о моих приключениях?

— Нет.

— А теперь, умоляю, ответьте, она ли это, та, что в тюрьме?

Кармен уже открыла рот, как вдруг Паоло заметил, что один из ливрейных лакеев слушает их через небольшое слуховое окно, находящееся позади кареты, и тотчас же приложил палец к губам девушки, призвав ее хранить молчание.

Слуховое окно было разбито, и Паоло понял, что имеет дело с одним из шпионов Луиджи.

Он распахнул дверцу кареты, чтобы позвать Вендрамина и дать тому указания насчет этого негодяя, который слышал слишком много, но заметил, что переодетый лакеем сбир уже исчез.

— Надо же было так проколоться! — пробормотал юноша, но тут на улице раздались громкие крики, и тридцать выстрелов сотрясли воздух.

В толпе завязалась самая настоящая битва.

— Что бы это могло быть? — с беспокойством спросил себя Паоло.

Глава XXI. Драма и водевиль

Министр Луиджи приучил своих агентов к храбрости, инициативе, решительности.

Будучи человеком великодушным, он всегда поощрял усердие и сноровку, поэтому и добился от сбиров того, чего от них никогда не удавалось получить Корнарини.

Но и у Паоло было множество друзей, готовых оказать ему содействие.

Вот что стало причиной суматохи.

Когда упряжь распрягли и десятки сильных рук подхватили карету, несколько человек попытались оспорить честь встать в задней ее части.

Все они были из числа шпиков.

В голову им пришла смелая мысль: заменить собой лакеев и попытаться уловить из разговора Паоло с Кармен нечто такое, из чего можно будет извлечь пользу.

Все они — а было их, переодетых лаццарони и действовавших ловко и слаженно, человек десять-двенадцать, — без труда сумели убедить лакеев уступить им свое место (последние, впрочем, с радостью пошли навстречу благому, как им казалось, порыву людей восторженных и приятных с виду).

Два агента устроились позади кареты, и один из них, имевший при себе все, без чего не выходят на дело грабители и шпионы, вырезал при помощи алмаза стекло слухового окна и, в полном соответствии с тем, как действуют в подобных случаях мошенники, обмазав его посередине смолой, вытащил наружу.

К счастью, Вендрамин наблюдал за всеми и не доверял никому.

Эти лаццарони показались ему подозрительными.

Для того чтобы изображать из себя лаццарони, одного лишь желания недостаточно.

В том, как носит лохмотья настоящий неаполитанский нищий, есть своя специфика.

Вендрамин в этом разбирался и был начеку.

Вдруг он заметил Паоло, беспокойно посмотревшего на лакея через слуховое окно.