Позволив Филоное и телохранителю обогнать себя, я привязал коня к кривому стволу можжевельника. Мало интересуясь кладбищами, Агрий всецело отдался поиску пропитания. Когда я двинулся вперед, он поднял голову, уверился, что далеко я не отхожу, и вернулся к прерванной трапезе.
Догнав спутников, я понял, что они не спешат прервать царское бдение. Стоят, молчат. В позе телохранителя я отметил некое беспокойство, но для этого вокруг не было ни единой причины. Наверное, почудилось. Сам беспокоюсь, вот и во всем вижу тайные порывы.
Все-таки царь сидел не на земле, а на куске плотной дерюги. Перед ним стояла чаша с водой. Лежала лепешка, разломленная пополам — точно такая же, какие несла в корзине Филоноя. Две-три стрелки зеленого лука, кучка соли. Край плаща царь накинул на голову, отрешившись от происходящего вокруг.
— Говорите, — после долгой паузы велел он. — Это дозволено.
И повернулся к нам, обнажив голову.
Иобат Второй был похож на дедушку Сизифа. Не чертами лица, но складкой меж бровями, морщинками в уголках глаз, сухим ртом, похожим на шрам. Возрастом он тоже походил на дедушку — я имею в виду те дни, когда дед вернулся из Аида. Будь я ребенком, это сразу расположило бы меня к царю. Но детство осталось за спиной. Я хорошо понимал, что с соседями, тем паче с врагами, Сизиф Эфирский вел себя иначе, нежели с любимыми внуками.
Уверен, Иобат Второй снискал похожую славу.
— Это ты Беллерофонт? — спросил он, выслушав рассказ дочери.
— Я, господин.
— Тебя прислала Сфенебея?
— Да, господин.
— Сядь, — он указал рукой место перед собой. — В кустах есть вторая дерюга, подстели.
Я повиновался.
— Ешь. Пей.
— Здесь всего одна чаша, господин.
— Пей из моей. Никто не скажет, что я оставил гостя в нужде. У гробницы моих предков? После смерти я не оберусь позора.
Хлеб был кисловатым. Вода — свежей, холодной. От нее ломило зубы. Лук оставил во рту приятную горечь. Не произнося ни слова, Иобат следил за тем, как я ем и пью. Следил и телохранитель: приплясывал на месте, словно ему приспичило по малой нужде. Когда я еще только потянулся к чаше, он сорвался с места, громыхнув доспехом, но Филоноя удержала его. Царевна не хотела, чтобы кто-то мешал нашей беседе.
Ей не хватило бы сил, а может, власти остановить гиганта. Но быстрый взгляд царя уперся в грудь телохранителя, как таран в городские ворота — и створки треснули, подались назад.
— Теперь говори, — велел Иобат.
Что я мог ему сказать? Обходя молчанием скользкие моменты, я поведал царю историю смерти аргосского ванакта — так, как ее хотела бы услышать его старшая дочь. Стена, ночь, подлый убийца. Нож. Камень. Месть сына за отца. Посягательства Сфенебеи на мою честь — тут я запнулся. Меня поддержали взмахом руки: продолжай! Похоже, Иобат хорошо знал привычки дочери.
Что, если и Филоноя такая же? Будет такая же? С возрастом, а? Нет, быть не может. Ликийки самостоятельны, да. Но разве каждая из них таскает на супружеское ложе кого ни попадя? Если даже и каждая, то Филоноя другая.
— Камень, — задумчиво повторил царь. Мои терзания прошли мимо него. — Мой внук убил наемника камнем?
— Да, господин.
— Анаксагор не убьет и муху, увязшую в меду. Я имею в виду, своими руками. Ты лжешь, Беллерофонт. Я не виню тебя: уверен, эту ложь придумала Сфенебея. Она угрожала тебе смертью, если ты скажешь правду?
Я молчал.
— Это ты убил абанта? Отомстил за моего зятя?
Я молчал.
— Есть еще какие-то смерти, о которых ты умолчал? Смерти, которые не состоялись? Умерли на стадии замысла?
Я молчал.
— Отлично, — царь улыбнулся. Отпил из чаши, не чинясь тем, что ее касались мои губы. — Я так и думал. Твое имя говорит само за себя. Это настоящее имя?
— Нет, господин, Это прозвище.
— Как тебя назвали при рождении?
— Гиппоноем.
Я снова лгал. Не знаю, как меня назвали при рождении. Вероятно, никак. Имя Гиппоной я получил в Эфире, став приемным сыном Главка и Эвримеды.
— Чего же ты хочешь, Гиппоной по прозвищу Беллерофонт? Приюта? Службы? Награды? Проси без стеснения. Твое молчание правдивей, чем речь. Это заслуживает вознаграждения. Кроме того, человек, подобный тебе, полезен царям.
— Очищения, господин.
— Очищения? Какая же скверна лежит на тебе?! Убить наемного убийцу — в том нет греха.
— Я убил родного брата. В Аргос я пришел за очищением. К сожалению, ванакт Мегапент не успел провести обряд.
И я беспомощно добавил:
— Он обещал, господин. Клянусь, он обещал!
— Говори, — велел Иобат. — И постарайся обойтись без лжи.
Это далось мне легко.
— Он говорит правду? — царь перевел взгляд на телохранителя. — Я спрашиваю про Аргос. Он и впрямь явился туда убийцей брата? За очищением?