Золотой лук. Книга II. Всё бывает

Леденящий душу хруст. Отчаянный вопль. Торжествующий вой.

Топот ног.

Отставшая свита? Они-то за что страдают? Артемиде нужен я!

Храпя, Агрий взвивается на дыбы. Сейчас конь рванет в единственный проход, ведущий из Чаши, прямо в зубы гневным посланцам Охотницы. Мы в ловушке: другого выхода отсюда нет. В последний момент я успеваю поймать Агрия под уздцы. Налегая всем телом, тащу в сторону, под прикрытие утесов. У озерца стынет без движения статуя из пентеликонского мрамора: Филоноя. Ужас сковал царевну по рукам и ногам, выбелил лицо. Сейчас девушка копия своей старшей сестры Сфенебеи.

— Филоноя!

Вздрагивает, моргает.

— Сюда! Скорее! Прячься!

Как ни странно, она слушается. В три поспешных шага оказывается рядом, прижимается к шершавому камню.

— Что это?!

В расширенных глазах плещется страх.

— Это за мной.

— За тобой?!

Объяснять? Нет времени. Я судорожно оглядываюсь. Стены Чаши отвесные, гладкие. Даже мне не взобраться. Что уж говорить о девушке, взращенной в роскоши?

— Оставайся здесь, что бы ни случилось. Вот, держи, — не иначе как по наитию я сую ей в руку повод. Когда руки заняты, когда есть дело, за которое ты отвечаешь, страх хоть немного, да отступает. — Не высовывайся. Затаись. Держи коня. Не дай ему убежать.

И уже Агрию:

— Тихо, тихо… Все хорошо. Слушайся ее.

Конь рвется прочь. Филоноя с трудом удерживает его.

— Понял? — кричу я на Агрия. — Ты меня понял?

Он мотает головой. Раздувает ноздри.

— Не высовывайся, слышишь?

Глаза царевны полны слез.

Если Охотнице и ее зверям нужен я — у Филонои есть шанс уцелеть. К несчастью, свита оказалась на пути мстителей Артемиды. Охотница не любит мужчин, зато благоволит к девушкам. К непорочным девам. Таким, как она сама. Как Филоноя. Как…

Мысли путаются.

Они убьют меня и успокоятся. Уйдут. Филоноя останется жива. Жива, что бы ни случилось! Выдергиваю из тюка, притороченного к спине Агрия, оба дротика. На пращу и нож нет времени. Выхожу на открытое место. Закрываю собой девушку и коня.

И чуть было не мечу дротик, убив не того, кого надо. Так уже было с покойным Алкименом; так едва не повторяется в Чаше Артемиды.

Из прохода вываливается телохранитель Сфенебеи. Гигант отступает, хромает, припадая на левую ногу. На доспехе багровеют кровавые брызги, но кровь, кажется, не ликийца. Он отшвыривает бесполезный обломок копья — крепкое ясеневое древко топорщится измочаленной щепой, словно перекушенное. Выхватывает из ножен меч, оглядывается через плечо. Видит меня, застывшего с дротиком в каждой руке; кивает.

С одобрением? Не знаю.

На этом интерес ликийца ко мне заканчивается. Всем телом он разворачивается ко входу в Чашу, боком приваливается к каменному выступу, давая отдых пострадавшей ноге. Меч выставлен вперед, клинок отведен вправо: телохранитель готов рубить и колоть.

Новый вопль обрывается на самой высокой ноте.

Все повторяется: скрежет, хруст, рычание. Заунывное торжество, от которого хочется оглохнуть. Плещет красным, оторванная кисть руки летит по крутой дуге, шлепается о скалу рядом с ликийцем, падает к его ногам. Телохранитель даже не вздрагивает, в отличие от меня. Стоит, изготовясь к бою, всматривается во что-то, невидимое мне.

— Что там? — слышу я срывающийся шепот Филонои.

— Молчи! Не высовывайся!

В сумраке прохода что-то движется. Человек? Зверь?! Рука. Она безвольно волочится по земле. Миг, другой, и я наконец-то вижу его. Зевс-Защитник! Он величиной с быка. Весь в крови, кудлатая шерсть слиплась от этой крови, выпущенной из жил его жертв. Когти мощных лап скрежещут по камню. Они в ладонь длиной, эти когти.

Пес. Чудовище.

У пса две головы. Левая сжимает в пасти мертвеца, держит поперек туловища. Клыки, рождающие в памяти образ кривого ножа абанта, глубоко вошли в плоть несчастного. Так вот чья рука безвольно волочится по земле! Второй руки нет. Вместо нее на месте плеча — жутковатая каша с белыми обломками костей.

Пес хватает человека второй пастью, дергает головами в разные стороны. Кожа на собачьих шеях и вокруг них висит свободно. Когда пес с утробным рыком разрывает тело пополам, складки кожи болтаются, как стираное белье на ветру. Останки жертвы шмякаются оземь. Чудовище разевает обе пасти; на землю, пенясь и пузырясь, капает слюна, окрашенная кровью. Победительный вой исторгается из глоток. Мечется по Чаше, дробится, эхом отражается от стен.

Заношу дротик для броска.

Никаких шансов. Я знаю.

Меня опережает ликиец. С неожиданной для хромого быстротой он выходит из своего убежища и всаживает меч в правую пасть. Подвиг гиганта не дает мне метнуть дротик: цель перекрыта.

Или все-таки? Пес выше ликийца…

В последний момент двуглавый хищник изворачивается. Меч вонзается ему не в пасть, а в плечо. Выдернуть оружие и ударить снова телохранитель не успевает. Огромная туша с проворством хорька крутится на месте — и гладкий, гибкий, совсем не собачий хвост живым копьем бьет ликийца в шею ниже шлема, над краем латного нагрудника.

Змея?!