Да, говорю я. Да, Филоноя, ты права. Кто в такое поверит? Я и сам-то себе не верю. Остров? Великан? Радуга? Иногда кажется, что все это придумал какой-то изобретательный негодяй.
«Почему негодяй? — Филоноя удивлена. — Почему не доброжелатель?»
Я не согласен. Я возмущен. От моего негодования с неба градом сыплются звезды. Доброжелатель? Моим врагам такого добра полные руки! И даже врагам я его не пожелаю…
«Остров, — повторяет Филоноя. — Великан. Радуга».
Мечтательно щурит глаза:
«Каллироя. Я правда похожа на нее?»
Правда.
«На нимфу? Дочь Океана?»
Да. Очень похожа.
«Соблазнитель! — царевна смеется. — Девичий угодник! Какая женщина не придет в восторг от того, что ее сравнивают с океанидой? С Прекрасно Текущей?! Хитрец, ловкий охотник…»
Охотник? Я?!
«Кто же еще? Ты знаешь, как доставить удовольствие намеченной добыче…»
Мы беседуем, сидя на палубе, каждую ночь. Это гораздо приятнее, чем разговаривать с мертвым абантом. Во-первых, Филоноя живая. Во-вторых, этот разговор уже состоялся. Перед отплытием царевна нашла меня в порту. Призналась, что сбежала из дворца, желая увидеть меня. Попрощаться, нет, пожелать удачи. Прощаться она не хотела. Мы гуляли по берегу, набрав полные сандалии песка. Болтали о пустяках, делали вид, что кроме пустяков в нашей жизни ничего больше нет. Так боятся прикоснуться к открытой ране.
Ты решилась первой, царевна.
«Хрисаор, — спросила Филоноя, вертя в пальцах темно-серую гальку. — Там, возле Чаши Артемиды, ты назвал имя: Хрисаор. Я задала тебе вопрос: „Откуда ты знаешь его имя?“ Ты ответил: „Это длинная история“. Тебе не кажется, что пришла пора начать эту длинную историю? Если не начать, мы никогда не доберемся до ее конца».
Я начал. Я был скован, косноязычен, но постепенно разговорился. Выложил все без остатка, начиная с детских снов и заканчивая троицей «лепешечек», прыгающих по сверкающей воде к горизонту.
«Сразу три? — Филоноя побледнела от изумления. — Тремя правыми руками?»
Я кивнул.
«Разве так бывает?!»
Бывает, вздохнул я. У трехтелых великанов, даже если им отроду неделя — еще как бывает. И болтают без умолку.
«А Каллироя стала его женой? Хрисаоровой?»
Я пожал плечами. Раз родила, значит, стала. Одежду стирает, сам видел. Про коров знает, про пастуха. Жена, никаких сомнений.
«Все ты врешь, — Филоноя засмеялась. Смеющаяся, с румянцем, вернувшимся на щеки, она было чудо как хороша. — Нимфа на меня похожа, великан на тебя; нимфа стала его женой… Сватаешься, да? Ко мне еще никто так не сватался. Трехтелый великан? „Папа, смотри, как я умею!“ Так прямо и скажи: хочу от тебя трех сыновей…»
Хочу, непослушными губами пробормотал я. Трех сыновей. От тебя.
«А если будет два сына и дочка? Ты меня разлюбишь? Бросишь?!»
Я отчаянно замотал головой. Не брошу, мол. Никогда.
Смех сбежал с ее лица.
«Ты действительно решил умереть? — шепотом спросила Филоноя. Пальцы ее клещами сжались на моем запястье. — Или ты надеешься победить Химеру? Если не надеешься, оставайся. Я уговорю отца. Когда я пла́чу, он на все соглашается…»
Кто бы не согласился, подумал я. Любой, да.
Вот, сижу на палубе. Берег, беседа, вопросы царевны — все осталось в прошлом, за кормой. А я до сих пор разговариваю с тобой, Филоноя. Между Родосом и Критом, взяв к северу от обоих островов, «Любимец ветров» угодил в шторм. Нас швыряло, как щепку, как «лепешечки», пущенные тремя могучими руками Гериона. Валы обрушивались на палубу, словно молоты на наковальню. Все, что не было привязано или спущено в трюм, смыло за борт. Дико ржал Агрий. За грохотом бури я не слышал ржания, я чувствовал его через палубные доски. Моряки кричали, молились. Они боялись смерти, даже капитан. Я? Нет, я не боялся. Привязав себя к мачте, я говорил с тобой, царевна. Я продолжаю разговор и сейчас, когда шторм утих, а по небу бегут обрывки туч, похожие на черных жертвенных ягнят с вызолоченными ро́жками. Твоя сестра отправила меня на смерть, твой отец отправил меня на смерть, но ты — жизнь, царевна.
У моей жизни теперь есть имя: Филоноя.
Прости, если временами я путаю тебя с Каллироей. В моем воображении вы сливаетесь в одну женщину, как для океаниды сливаемся мы, я и Хрисаор.
«Ты надеешься победить Химеру? — шепчешь ты. — Если не надеешься…»
Я должен. Ты не оставила мне выбора, Филоноя.
«Я?» — удивляется шепот.
Ты, клятва, Пирен.
«Но как?»
У меня есть оружие, царевна.
«Оружие? Какое? Я не видела у тебя оружия. Твои дротики остались в Чаше Артемиды. Нож? Праща?!»
Лицо твоей сестры.
«Что?!»
Лицо твоей сестры. Подковы для коров, изобретенные моим хитроумным дедом. Письмо из Аргоса, отправленное твоему отцу. Ядра для пращи. Я купил их на вашем рынке, прежде чем уйти на корабль. Все это есть у меня, а в придачу — ужасная казнь богохульника, которую я видел на площади. Великие боги! Да я вооружен до зубов! Могу ли я сомневаться в своей победе?
«Я не понимаю тебя…»