Золотой теленок

Затем учился в Институте красной профессуры, организованном еще в начале 1920-х годов. Там, как известно, готовили преподавателей истории партии, философии, экономики. Позже Багдасаров работал в различных высших учебных заведениях СССР. Кстати, Сталина тоже пережил.

В планах книги о друге и соавторе Петров характеризовал репутацию издания, куда поступил на работу, окончив армейскую службу. Безоговорочно формулировал: «Легендарный “Гудок”».

Да, «легендарный» – тогда. А к осени 1928 года это была вполне заурядная ведомственная газета. Даже хуже, чем пятью годами раньше.

Однако авторы «Двенадцати стульев» не спешили с увольнением из «Гудка». Новое место службы – значит, очередные анкеты; не исключались проверки. Обоим было что скрывать в домосковской биографии, Петрову же особенно[23].

Уволить их торопился Багдасаров. Над «ответственным редактором» в «Гудке» чуть ли не открыто смеялись, вот он и сводил счеты с насмешниками. В первую очередь избавлялся от сотрудников «Четвертой полосы». Авторитет и заслуги уже не играли никакой роли. Новый руководитель спешил воспользоваться любым предлогом для увольнений. Вполне годилось и пресловутое «сокращение штатов»[24].

Не осталось у авторов «Двенадцати стульев» и надежд на заступничество В. И. Нарбута. Летом 1928 года тому хватало своих проблем.

Крушение реформатора

Нарбутовские проблемы возникли еще в 1927 году. Скандально развивался конфликт с редактором журнала «Красная новь».

История этого конфликта известна в интерпретации авторитетного историка советской печати – Е. А. Динерштейна. В 1991 году вышла его монография «А.К. Воронский: В поисках живой воды»[25].

Динерштейн, характеризуя причины и развитие конфликта, утверждал, что виновник очевиден: «Пренебрегая всякими нормами партийной этики (если у большевиков таковая была), заместитель заведующего Отделом печати, ведавший вопросами литературы, поэт В. И. Нарбут направил в Орграспред ЦК РКП (б) донос на одного из сотрудников своего аппарата, в котором тот обвинялся, ни больше ни меньше, как во вступлении в “Перевал”, тут же Нарбут рекомендовал сделать из сего факта соответствующие выводы».

Динерштейн, вероятно, имел в виду Организационно-распределительный отдел ЦК ВКП (б). Занимались там подбором кандидатур на высшие должности в административной структуре государства.

Но дело не в ошибках на уровне реалий эпохи. Судя по динерштейновскому описанию, Нарбут пренебрег не только «партийной этикой». Еще и здравым смыслом.

Разумеется, напостовцы постоянно травили Воронского, и создание в 1926 году Федерации объединений советских писателей не изменило ситуацию. Но «вступление в “Перевал”» не было политически маркированным поступком. Все же официально зарегистрированное литературное сообщество, в руководстве – коммунисты. Сотрудников Орграспредотдела ЦК ВКП (б) «донос» побудил бы лишь усомниться в душевном здоровье Нарбута. И, конечно, в его административной квалификации: не сумел найти уважительную причину, чтобы избавиться от подчиненного[26].

Воронский же, согласно Динерштейну, ознакомился с материалами эмигрантской прессы, где нелицеприятно характеризовалась досоветская литературная деятельность Нарбута, после чего инкриминировал бывшему акмеисту давнее сотрудничество с одиозно-монархическими да еще и откровенно антисемитскими изданиями. А тот обратился в Центральную контрольную комиссию ЦК ВКП (б), требуя разбирательства.

Воронский, значит, не «донос» отправлял. Он только обсуждал с коллегами результаты анализа эмигрантской прессы, читать которую полагалось ему по должности. Редактор «Красной нови» изображен Динерштейном как эталон корректности. В отличие от Нарбута – коварного и деспотичного функционера.

Но конфликт вовсе не так начался. И продолжался совсем иначе. Соответствующий этап его истории можно проследить по документам, хранящимся в РГАСПИ[27].

10 января 1927 года Нарбут направил в Центральную контрольную комиссию заявление, где Воронскому была инкриминирована клевета. Директор «Земли и фабрики» утверждал, что руководитель «Красной нови» и кооперативного издательства писателей «Круг» вовсе не случайно обсуждал с коллегами новинки эмигрантской прессы.

Риторическими приемами Нарбут владел не хуже своего оппонента. Умел повернуть обвинение против обвинителя: «Не странно ли, что белая пресса ведет атаку на меня как на злостного ренегата тогда, когда встал вопрос о “Круге”, о “Красной Нови”, о Федерации писателей?».

Получалось, что Нарбут защищает не только себя. Он заботится прежде всего о деле: «Литературная борьба Воронского с ВАПП’ом принимает крайне уродливые, совершенно недопустимые, на мой взгляд, формы. Я нарочито дискредитируюсь Воронским как партиец, работник Отдела печати, член ВАПП’а, через меня же дискредитируется, повторяю, и ВАПП».

Редактор «Красной нови» был приглашен на заседание Отдела печати. Сочувствия там он не встретил.

Нарбут же добился желаемого. Воронскому предложили объясниться письменно.