Я выхожу из элегантного лимузина Rolls Royce, и меня встречают со взрывом вспышек фотокамер и криками собравшейся толпы. Я удивлена, что столько людей собралось так рано утром ради такой скучной вещи, как церемония открытия больницы.
Неужели людям нечем заняться в субботу утром, кроме как дрожать от холода на городском тротуаре?
Их крики становятся все оглушительнее, пока я медленно иду по мощеной улице. Когда шквал звуков поглощает нас, я начинаю подозревать, что они пришли вовсе не в больницу.
Галиция движется чуть позади меня, как вечно присутствующая тень. Симмс идет прямо слева от меня. Еще шесть членов королевской гвардии окружают нас со всех сторон, одетые в неприметные морские мундиры вместо тщательно расшитых, которые я помню, с тех пор, как в последний раз выходила за пределы дворца на похоронах короля Леопольда и королевы Эбигейл.
Полагаю, что мечи, знамена и полные регалии предназначены только для официальных мероприятий.
Толпа не стихает — кричит и фотографирует. Я сопротивляюсь желанию поднять руку и закрыть глаза от визуального нападения, пригнуть голову и убежать в укрытие обратно в лимузин.
После долгого заточения в пустом, отдающемся эхом замке, возвращение в реальный мир становится шоком. Все кажется слишком ярким, слишком смелым. Я — муравей под увеличительным стеклом, которого медленно сжигает концентрированный солнечный луч.
Когда я подхожу к ступеням больницы, где меня ожидает подиум, я замечаю несколько вооруженных сотрудников службы безопасности, расположившихся на соседних крышах и наблюдающих за происходящим сверху. Благодаря их снайперским винтовкам, плотному присутствию полиции, разбросанной по толпе, и металлоискателям, установленным по всему периметру и сверкающим в резком утреннем свете, я чувствую себя скорее как высокопоставленный заключенный, которого переводят перед судом, чем как король, собирающийся освятить новое муниципальное здание.
Весь квартал перед военным госпиталем был оцеплен для проведения памятной церемонии. Люди выстраиваются вдоль тротуаров, плотно прижимаясь к перегородкам, чтобы впервые увидеть свою новую принцессу во плоти. В толпе много семей, бывших военных, пар всех возрастов — людей, которых Леди Моррелл, без сомнения, назвала бы простолюдинами.
Они машут руками и приветствуют меня, когда я прохожу мимо них, чувствуя себя неподвижной, как робот, пока иду между баррикадами. Мне все еще непривычно быть в центре такого внимания, и я уверена, что это видно по моей неловкой походке.
Когда они обращаются ко мне, протягивая руки, я стараюсь прислушаться к словам Симмса из утренней поездки на лимузине.
Его план был достаточно прост в теории, но я думаю, что он недооценила, насколько взволнована будет толпа, когда я дебютирую. По толпе пробегает бешеная энергия. Воздух словно заряжен электричеством. Можно подумать, что я — знаменитость, проходящая по красной дорожке наградного шоу.
Через несколько мгновений постоянные вспышки фотокамер становятся практически ослепляющими. Не обращая внимания на горящую сетчатку, я поднимаю подбородок и продолжаю идти вперед. Каким-то образом мне удается не покачиваться на охотничье-зеленых туфлях на высоком каблуке, которые Леди Моррелл выбрала для меня в комплекте с дизайнерским платьем, черными чулками и элегантным шерстяным пиджаком.
В этом достойном наряде я едва узнала себя в зеркале сегодня утром. Мои ногти накрашены в подходящий нейтральный оттенок и отполированы до блеска. Мои темные волосы убраны назад в элегантную прическу. Искусно нанесенный макияж подчеркивает мои черты лица и скрывает даже самые заметные круги под глазами.
Для завершения образа: серебряная диадема из хранилища Ланкастеров, которая стоит больше, чем годовая плата за обучение в колледже, плюс проценты, покоится на моей голове. Она легка, как перышко, и все же… она так тяжела от веса моего нового суверенитета, что я едва могу держать подбородок. Кажется, я наконец-то поняла это расхожее выражение.