По предложению Меркульева в посольство избрали и купца Гурьева. У него связи с московскими дьяками, дружба с холопами царя и людишками патриарха. На атаманство обоза в пути благословили кузнеца Кузьму. Потребно ему тайны пистолей гамбургских выведать. Гладкость стволов у них изумительна. Охранный полк доверили Хорунжему. Головной отряд стражи Нечай согласился возглавить. Поезд собирался великий: двести сорок возов осетрины на продажу и шестьдесят для подарков царю, патриарху и для подношений мздоимцам. На подкуп подьячих и придворной шушеры выделили из войсковой казны четыре тысячи золотых. Набрали много и рухляди — красных лис, медвежьих и рысьих шкур. Множились в Московии взяточники. На день именин, на святки, на пасху, на масленицу — неси подарки дьякам... Собирают по копейке, по серебряному ефимку на золотое кольцо свиноподобной попадье, теще сыскного дьяка, охраннику уличной рогатки, царской кухарке.
Тех, кто уезжал с посольством в Москву, осаждали просьбами, совали динары и червонцы. Мол, купи то, купи се. Отбою не было от баб и девок. Кланька упрашивала Нечая:
— Мне платье панянки потребно. Штоб на спине вырез до ягодиц! А под подолом обручи.
— Зачем тебе энто, Кланя?
— Тебя соблазнять! На всю жизню!
— А мине моноклю. Стекляшку на глаз такую — в золоте. Понял! — приказывала Марья Телегина Охриму.
— К чему тебе, Марья, монокля?
— Титьки у коровы разглядывать.
— И мине купи моноклю! — подбоченилась Верка Собакина.
— А тебе-то зачем?
— Бородавки у соперницы буду увеличивать заморским стяклом!
Подошел к святому отцу и Матвей Москвин.
— Нижайше прошу, батюшка Лаврентий. Передайте в дар Троице-Сергиевскому монастырю вот эту золотую иконку. Батя мне сие завещал. А исполнить было не можно.
— Но я, мабуть, не попаду в монастырь, — засомневался священник.
— А вы оставьте иконку на патриаршем дворе. Дьяки передадут приношение. Ни у кого рука не поднимется обкрадывать церковь.
— Во имя веры передам.
— Век буду благодарен, — дрогнувшим голосом произнес писарь.
— Что это он так? — не понял Лаврентий.
Нагрудная иконка с чеканным образом богоматери была украшена грубовато бирюзой. И золотая цепь на ней — коротковатая, голова пролезала впритирку. Отец Лаврентий взялся передать пожертвование, но был явно недоволен. Для своего храма писарь оказывался скуповатым. Ермошка заметил, как Лаврентий сунул иконку в карман шубы довольно небрежно. Цепочка выглядывала, болталась...
На долгие сборы в поход Меркульев времени не отпустил.
— Выходим санным путем через два дня, — объявил атаман.
— Возьмите меня обозным, Игнат Иваныч. Кузнец берет своего Боряху. Я пригожусь вам, мабуть, в пути, — начал проситься Ермошка в Москву.
— Не могу, — хитрил по привычке атаман. — Охотников много. Прокопка Телегин и Миколка Москвин просятся. Гунайка и Вошка плачутся. А поход — не игра. В дороге зимой можнучи и замерзнуть. Метели скоро обрушатся на степь. Налеты ногаев и разбойников отбивать придется. Мне потребны не малолетки, а вои! И двигаться будем ускоренно: днями и ночами.
— Выдюжу я, спать не буду полгода. Живота в бою за вас не пожалею, ежли придется! — клялся со слезами на глазах Ермошка.
А Меркульев спокойно прикидывал:
— Надобно его взять обязательно. Что-то моя Дуня по нему с ума сходит. Дуняша — дитя. Кабы чего плохого не вышло. Молодежь пошла ужасная. Не то, что раньше, в добрые времена...
— Век буду вашим рабом, — канючил Ермошка.
— Нет, оставайся дома. Девки мои, Олеська и Дуняша, жить без тебя не можут.
— На кой ляд они мне, выдры?
— Что ты сказал?
— Надоели, говорю...
— Ермоша, я замышлял твою свадьбу сыграть с Олеськой года через два. У меня к тебе возникло уважение.
— Не потребна мне ваша Олеська. Я ее не терплю!
— Почему?
— Она холодная, как лягушка. Злоязычная.
— Ну, хорошо! Подрастет Дуня — отдам тебе ее в жены. Приданое — три тыщи золотых!
— И Дунька мне ваша, как собаке пятая нога. А три тыщи у меня свои есть в схороне опосля морского набега.
Отец Лаврентий заступился за юного просителя:
— Возьми, атаман, парня. Душа у него богом озарена. Да и Бориске без него скучно будет. И нам потребны будут в Москве мальчики на побегушках.
Кузнец Кузьма за Ермошку слово замолвил:
— Надобен мне отрок до зарезу!
Хорунжий, Тимофей Смеющев и Нечай посоветовали взять парня. А Дарья подмигивала юнцу: мол, не боись! Мой Игнат Иваныч покуражится и возьмет тебя. Так и получилось. Меркульев хлопнул Ермошку по плечу:
— Добро! Завтра приведи свою Глашку к нам. Пущай ордынка у нас поживет. В избу свою посели погорельца Егория-пушкаря. Да припрячь получше утварь дорогую. А то ведь все пропьет у тебя, разорит хату. И собирайся в Москву!
Бориска подбежал к другу... Они отошли в сторону, зашептались.
— Господи! — улыбнулся кузнец. — Завтра в дорогу, на санях! А сынок мой с приятелем Ермошкой думают о новых крыльях!
* * *