Золотой век. Книга 2. Империя

– Позволь мне сказать тебе правду, стратег, чтобы мы поняли друг друга. Совет ждет от тебя руководства, называют тебя тираном или нет. В конце концов, ты сын Ксантиппа и внучатый племянник Клисфена. Твой род так же древен, как любой эвпатридский. Более того, твое имение сожжено, так что они считают тебя одним из своих. Они с тобой. Однако истинная власть принадлежит собранию. Из-за тех пьес, что ты ставил, или оттого, что они слышали, как ты говоришь с Эфиальтом, или потому, что смотрят на Длинные стены как на твое великое деяние. На самом деле это не важно. Но взоры афинян устремлены на тебя, Перикл. Поэтому не говори мне, что ты можешь и чего не можешь сделать. Если ты скажешь, я поведу всех афинских гоплитов на врага. Я могу начать завтра утром и положу конец этому страху.

– Это будет конец, без сомнения, – сказал Перикл. – Но не такой, какого ты хочешь. Ты был при Танагре! Видел, какой урон нанес нам их небольшой отряд. А теперь их восемь тысяч!

– Я могу вывести в два раза больше, – сказал Миронид. – Так поступил бы Кимон, будь он жив.

– Но ты не Кимон! – резко бросил Перикл.

Его слова как будто ранили старика. Миронид прикрыл глаза и покачнулся, словно его ударили, но через мгновение кивнул:

– Верно. Но если мы будем просто ждать, если ничего не сделаем… спартанцы станут возвращаться снова и снова, год за годом. Ты думаешь, наши люди всякий раз будут бежать и прятаться за стенами, что они не возропщут? Мы живем, как трусы, нас вынудили, и это позор. А если нам придется сносить это каждую весну? Мы потеряем Союз и весь свой авторитет.

Перикл слушал, хотя и не хотел. Он видел, как сражаются спартанцы, и не сомневался, что стоящая под стенами города армия разобьет войско афинян. Он был абсолютно уверен в этом, тем более что молодому военному царю спартанцев не терпелось проявить себя.

– Миронид, ты знаешь, кто ведет их? – тихо спросил Перикл. – Спартанцев? Знаешь их военного царя?

– Только его имя. Он еще не снискал боевой славы.

– Плистоанакс – сын Павсания, который много лет назад командовал флотом Союза, Кимон и старшие капитаны подчинялись ему.

– Я помню, – сказал Миронид.

Он повернулся и посмотрел вдаль, где спартанцы прохаживались у границ своего лагеря. Их щиты и наконечники копий сверкали под рассветным солнцем, как драгоценные камни.

– Против него выдвинули обвинения, – продолжил Перикл, – что он вошел в сговор с врагами, согласился освободить пленников, брал взятки. Этого хватило, чтобы Павсаний кинулся домой защищать свое доброе имя. И что они сделали? Заточили его в храме умирать от жажды. И вот мы столкнулись с его сыном, куриос! С человеком, который винит Афины в гибели своего отца. Если мы вступим в бой с военным царем Спарты, он уничтожит нас.

– А если нас принудят прятаться, как малых детей, результат будет почти тот же, – упрямо возразил Миронид.

– Возможно, – отозвался Перикл. – Но пока я выбираю этот путь.

Он не стал опровергать обвинения, которые возникли в глазах Миронида. В целом тот верно оценивал ситуацию. Перикл контролировал совет и Афинское собрание, по крайней мере в этом году. Он верил в Длинные стены, и афиняне тоже.

– Твой отец выступил бы против врага, – пробормотал Миронид.

Перикл поморщился:

– Может быть. Вероятно, я не такой великий человек. Афины – единственный город в мире, который невозможно взять осадой, Миронид! Наши торговые корабли каждое утро доставляют в порт пищу и воду. Разве я не должен по крайней мере доказать, что это чего-то стоит? Или мне забыть про стены, которые так ненавидят спартанцы, и просто выйти им навстречу, как будто мы ничего не строили? Ты понимаешь, если спартанцы победят нас, мои стены снесут, не оставят камня на камне. Сегодня они стоят как символ нашего умения и сноровки против копий. Это немало. Каждый день, что спартанцы вынуждены жечь хутора и размахивать мечами в бессильной ярости, – это победа. Скажи это людям, если они спросят. Стены – наша сила.

Перикл подождал, пока старый стратег не склонит голову, недовольный, но смирившийся с тем, что другого ответа не получит. Миронид вернулся к солдатам, и Перикл увидел, что двое из них пошли с ним для охраны. В городе убили еще нескольких членов совета. Виновные в этом были пойманы и разорваны на части толпой, их даже не успели допросить. Перикл не сомневался, что в Афинах действуют спартанские лазутчики. Людям вроде Миронида больше не дозволялось ходить по улицам в одиночку. При мысли об этом Перикл стиснул зубы, глядя вдаль, на спартанского царя, который сгорал от злости и негодования, который осмеливался угрожать всему, что Перикл любил, что он создал. Семена вражды были посеяны давным-давно. Этот огонь ненависти, возникший из соперничества и гордыни, тлел под ногами долгие годы. Что ж, другого он и не ждал. Перикл сжал кулак и поднял его вверх, грозя врагу. Воздух имел привкус дыма и копоти даже здесь, на возвышенности. Когда пламя костров разгорается так ярко, а языки его вздымаются так высоко, пламя может поглотить тех, кто зажег их.

* * *