Золотой век. Книга 2. Империя

Один из мальчиков, стоявших рядом с дверью, шикнул на них, и все затихли. Они слышали низкие голоса и настороженно стояли у своих постелей. Плистоанакс выиграл для всех немного времени и был доволен этим. Если бы их застали спящими, быть бы им битыми или остаться без еды. Наставники, эти хитрые придурки, чего только ни придумывали, лишь бы подловить их и застать врасплох. На этот раз мальчикам пришлось подавлять усмешки, когда в казарму шумно вошли взрослые мужчины.

– Подъем, ребята! Враг, враг! – проревел хорошо знакомый им голос.

В другую ночь за этим криком последовала бы шумная возня, пока наставник с помощью ручной лампы разжигал большую. Теперь же в растекающемся по казарме свете перед ним предстали стоявшие рядами мальчики и юноши в хитонах или львиных шкурах, уже обутые в сандалии.

Всем наставникам дали клички по именам разных животных. Эти прозвища мальчикам нравились, иногда было сразу ясно, за что люди их получили. Трагос – Козел – был жилистый и подвижный, с темными волосами и широко расставленным, как у его тезки, глазами. В казарму вошел именно он, и Плистоанакс подумал, не ищет ли Трагос признаки вины. Наставники гордились тем, что знают все хитрости и уловки, какие только могут придумать мальчишки. Трагос явно раздумывал, не является ли эта демонстрация готовности какой-то насмешкой.

Он остановился перед Плистоанаксом, и сердце мальчика замерло. Дорион, стоявший через несколько рядов, насмешливо хмыкнул, почему-то невозможно было ошибиться, что этот звук издал именно он. Откуда наставники все знали? Однако человек, который днем мучил их с большим удовольствием, сейчас не выказывал всегдашнего мрачного удовлетворения. Лицо, склонившееся над Плистоанаксом, чтобы заглянуть ему в глаза, было подчеркнуто бесстрастным.

– Иди со мной, – сказал, будто тихо прорычал, Трагос.

Плистоанакс вышел из ряда, как его учили, – одним шагом и повернулся на месте, чтобы идти следом. Дорион что-то пробурчал, и Плистоанакс увидел, как у наставника напряглась спина. Трагос вдруг метнулся назад и ударил вожатого, так что тот повалился на стоявших вокруг, отчего трое или четверо мальчиков растянулись на полу.

Трагос сжал руку и посмотрел на свежий порез, появившийся у него на костяшках от соприкосновения с зубами Дориона.

– Говори, что хочешь сказать, человеку в лицо, а не за спиной. Если ты попробуешь сделать это в старшей группе, то получишь сильнее, поверь. Или оставить тебя в этой еще на год?

– Нет, куриос, – ответил Дорион.

Он уже снова твердо стоял на ногах, хотя из разбитой губы у него текла кровь.

Наставник кивнул, недовольно выражая одобрение, и положил руку на плечо Плистоанакса. У двери он взял ручную лампу, а другую не погасил, хотя солнце уже всходило над восточными холмами. Обычно наставники не допускали такой пустой траты ресурсов. Эта мелочь взволновала Плистоанакса, как любая другая.

На тренировочной площадке он увидел троих мужчин и сразу узнал среди них бородатого здоровяка Никомеда. Второй, стоявший рядом с ним, тоже как будто был ему знаком. Имя сразу всплыло в памяти, и Плистоанакс шепотом произнес его: «Тисамен». Люди называли его прорицателем. А третьим, испуганно понял мальчик, был один из эфоров, хотя имени его он не вспомнил. Этот человек в сравнении с остальными был кожа да кости, все его с трудом наработанные мышцы обвисли мешками. Но держался эфор прямо, а его взгляд был ясным даже на рассвете.

– Плистоанакс, сын Павсания? – произнес эфор.

Мальчик кивнул. Он не опустился на колени, остался стоять. Тисамен был другом отца, а эфоры судили его. Плистоанакс не стал бы преклонять колени ни перед кем из них, чего бы это ему ни стоило. Он знал это так же твердо, как тверда земля у него под ногами. Вместо этого мальчик улыбнулся, а эфор в ответ сдвинул брови.

– Это он, – сказал Тисамен, привлекая к себе внимание.

Плистоанакс взглянул на него, но прорицатель глядел вдаль.

– Твой отец Павсаний был старшим сыном Клеомброта, – продолжил эфор, – племянником царя Леонида, двоюродным братом царя Плистарха. Ты его единственный наследник. – Эфор замолчал, хотя губы его по-прежнему шевелились, словно он не мог заставить себя говорить дальше.

Тогда раздался грубый голос дяди Плистоанакса Никомеда:

– Царь умер, мальчик. Он перенапрягся, и его сердце не выдержало.

Плистоанакс моргнул, слова дяди гремели у него в ушах.

– Я не… – начал он.

Эфор взял себя в руки и завершил свою мысль:

– У царя Плистарха нет сыновей. Ты наследник царского рода, владыка. Это решено. Эфоры проголосовали, но другого кандидата все равно не было. – Губы эфора снова беззвучно задвигались, пока он решал, высказать свои мысли открыто или проявить осторожность. – Я бы не желал иметь своим царем сына осужденного изменника и труса, но так случилось. Никого другого нет.

Плистоанакс видел, с какой горечью произнес эти слова эфор, и подумал, что это стариковская храбрость. Когда смерть осеняет крылами голову человека, он может говорить что угодно.

– Мне четырнадцать лет… – заговорил Плистоанакс.

Эфор взмахнул рукой в воздухе и перебил его: