Золотой век. Книга 2. Империя

– Это было бы замечательно, разве нет? Никто не посмеет красть у вас! Пока вы сами второпях не разобьете горшок с монетами, тогда зверь кинется на вашу семью и растерзает всех. Нет, господа, теперь ваш черед. Эфиальт сказал свое слово, и я считаю, он прав. Вы знаете, этот вопрос нельзя решить здесь. Такие решения принимает Афинское собрание – люди, которым придется строить и платить за это. – Перикл резко кивнул и произнес: – Я могу обещать, что внесу сорок талантов.

Ну и ну! Эта сумма вызвала шок у членов совета.

– Но нужно больше, и я жду взносы от семей эвпатридов, которые хотят сохранить жизнь своих ближних, за что их будут прославлять в веках. Придется ввести новые налоги, да, на время строительства, и ни на день дольше, с кораблей, которые доставляют грузы, с пришлых метеков, которые нашли приют в нашем городе, даже с храмовых приношений горожан, пока дело не будет сделано.

Мы не принуждаем наших людей, господа! Они вносят что могут, хвала им за это и любовь. Эти мощные стены будут принадлежать нам всем. Богатые и бедные в равной мере выгадают, когда строительство завершится. Это станет нашим великим делом, сограждане. Эфиальт верно сказал. Две стены отсюда до берега моря – и мы в безопасности! Две стены – и мы свободны! Представьте это на мгновение! Вообразите, мы сможем работать, торговать, разговаривать, жить, не опасаясь, что спартанцы колонной явятся сюда и навяжут нам свою волю! Я уверен, мы можем это сделать за год или даже меньше. Если народное собрание одобрит идею, мы возведем стены. И будем свободны.

Перикл покачал головой в молчаливом благоговении перед произнесенным словом. Послышались голоса других желающих говорить, он поклонился и покинул трибуну. Они станут спорить, но он видел, что большинство людей чутко внимали ему. Часть увлек идеей Эфиальт. Перикл добавил новых сторонников. Обещание дать сорок талантов сгладило изначальное недовольство желавших знать, кто будет платить за все это. Разумеется, когда станет ясно, какая сумма требовалась на самом деле, они начнут роптать, но к тому времени стены уже будут построены.

Пока Перикл возвращался на место, он чувствовал, что Эфиальт наблюдает за ним, и, подняв глаза, поймал на себе пристальный взгляд стратега. Они улыбнулись друг другу, но как два бойцовых петуха: каждый оценивал силу противника, и обоим не вполне нравилось то, что они видели. Перикл сел и стал слушать речи других ораторов. Если нужно будет снова вмешаться, он это сделает и представит аргументы, которые приберег на такой случай. Главное, чтобы совет передал вопрос на рассмотрение собрания. День превратился в ночь, и осталось всего одно серьезное возражение: когда спартанцы узнают, что делают афиняне, то могут напасть на них. Эту угрозу можно было на некоторое время заглушить разговорами о гордости афинян и силе их оружия. И все же она оставалась.

Перикл нахмурился. Спартанцы не могли провести в походе больше месяца, если Эсхил прав. Значит, должен быть способ как-то справиться с ними. Только он не мог придумать какой.

* * *

Стоя на улице, Перикл теребил тунику. Он чувствовал себя непривычно, почти болезненно чистым. В разговоре со служителями своего гимнасия он упомянул, что собирается на симпосий, и перед ним открылись двери, которых он раньше не замечал. В один миг явились все, явно заинтересованные, и стали обсуждать, что ему понадобится. Его выкупали, намазали маслом, отскребли и снова выкупали. Ногти и волосы подстригли, лицо побрили, затем тоже умастили маслом. Один из служителей зажег тонкую свечу и провел пламенем рядом с ушами Перикла, отчего едко пахнуло жженым волосом.

Зенон и Анаксагор стояли с Периклом на улице, почти такие же начищенные и смущенные, как и он сам. Оба не были афинянами по рождению, а потому захотели увидеть дом гетер и познакомиться с таящимися там загадками. Зенон протянул руку и погладил статую Гермеса у дверей. Наверху две бронзовые львиные головы разевали пасти на улицу, готовые отвести от стен дождевую воду из водостоков. Перикл по-прежнему сомневался, хорошую ли компанию выбрал себе на этот вечер. Кимон был бы ему лучшим спутником. Он знал этот мир. Перикл сглотнул и поднялся по двум ступеням.

Дверь открыл слуга – широкоплечий здоровяк. Перикл назвал себя, и парень молча махнул рукой, чтобы они входили. Перикл решил, что для дома, где живут одни женщины, это очень неплохо – показать гостям, что тут имеется по крайней мере один громила с крепкими мускулами.

Под звуки музыки трое друзей вошли в дом. Свет был совсем тусклый, лампы едва светились в коридоре. Какая-то очень красивая женщина жестом пригласила их идти дальше. Зенон, разинув рот, уставился на нее, но это была не Аспазия, и Перикл прошел мимо женщины, направляясь в центр дома.