Золотой век. Книга 2. Империя

Аспазия, раскрасневшаяся, явно умирала от стыда. Она позволила ему взять себя за руку и поднялась. Перикл увидел, что ее кожа действительно была присыпана каким-то блестящим порошком. Ему это скорее понравилось, хотя он старался не подавать виду.

– Со мной все в порядке, спасибо, – сказала Аспазия.

Она принялась высвобождать ногу, запутавшуюся в порванном платье. Перикл заметил, как взгляд Аспазии скользнул по его руке, все еще державшей ее руку. Мгновение она не отнимала ее, потом убрала.

– Ты будешь танцевать еще? – спросил Перикл. – По-моему, все было очень хорошо… сперва…

Несмотря на все усилия сдержаться, он расплылся в улыбке. Казалось, это подействовало на Аспазию, и ее улыбка тоже стала шире, хотя она и пыталась сохранять серьезность.

– Да, что ж… несмотря на мое падение с высоты, первая часть не самая важная.

Перикл моргнул, очарованный ею.

Шум привлек трех матушек. Они ввалились во двор, застывшими глазами оглядывая царивший там хаос. Одна сразу стала распоряжаться, чтобы слуги привели все в порядок, а вторая занялась девушкой, поранившей свирелью губу. Перикла, Зенона и Анаксагора увела прочь какая-то незнакомая тонкогубая женщина. Поверх ее головы он смотрел на Аспазию, которая стояла на месте, сгорая от стыда.

Не успел он привести в порядок свои мысли, как вместе с друзьями оказался на улице. Зенон так и держал в руках подушку. Женщина выхватила ее у него и вернулась в дом.

– Когда мне можно прийти еще? – крикнул Перикл в закрытую дверь.

Но она больше не открылась.

10

Афинское собрание было норовистым зверем, всегда готовым впасть в злобу или насмешливость. Перикл и Эфиальт возглавили дебаты, один отвечал другому, так что их аргументы вздымались волной, которая разбивала все возражения. Перикл, помимо воли, восхищался стратегом. Эфиальт вырос противником знатных семейств, таких как семьи Кимона или самого Перикла. Постепенно он приобрел уверенность и способности, научился у самого собрания и совета, как лучше склонять их в свою пользу. Он превратился в грозного трибуна, и Периклу приходилось напрягать все свои силы, чтобы не уступать ему. Вместе они сумели принести на Пникс новое воодушевление. Каждое собрание привлекало множество народа, и хотя время утекало, как вода, выслушивали всех: и сторонников и противников.

На второй вечер после встречи в доме гетер Перикл позволил себе отвлечься, пока Эфиальт отвечал на полдюжины поставленных в тот день вопросов. Толпа роптала, а он разбирал их один за другим, то принимая замечания, то возражая. И все же увлек их идеей, по крайней мере увлек такое количество, которое было нужно. Голосование приближалось, а Перикл, вместо того чтобы сосредоточиться на дискуссии, думал о том, чем сейчас занята Аспазия. Почему дверь дома гетер осталась закрытой? Наказали ли Аспазию? Вероятно, ему нужно было собрать несколько крепких парней и вышибить эту дверь! Он представил себе, какое у нее было бы лицо, когда она поняла бы, что пришел ее спаситель. Явно обрадованное, она обвила бы его шею руками. Стоя на Пниксе, он даже почувствовал тот самый сильный запах и обернулся проверить, нет ли Аспазии у него за спиной. Здоровенный гребец посмотрел ему в глаза и вопросительно дернул головой. Перикл вздохнул. Воображение – сильная вещь, но реальность оно не заменит.

Эфиальт выслушал очередной вопрос, и мысли Перикла вернулись к теме.

– Что сделают спартанцы, когда узнают? А если они придут сюда до того, как мы закончим работы?

Стратег глянул поверх толпы на Перикла, давая ему возможность ответить. Тот кивнул, и Эфиальт жестом призвал его выйти вперед.

– Я дам передохнуть своему товарищу, если вы не против.

Сотни людей одобрительно закивали, и Перикл занял место Эфиальта на трибуне. Сколоченная из досок военного корабля персов, она являлась настоящим символом войны – и приносимых ею разрушений. Афинскому собранию объяснять это не было нужды.

– Благодарю тебя, – сказал Перикл Эфиальту. – Обсуждаемое нами предложение – Длинные стены – изменит баланс сил между Афинами и Спартой. Это ясно нам всем. Это станет ясно спартанцам, когда они увидят стены воздвигнутыми. Я не верю, что мы сможем держать в секрете цель такого великого предприятия. Мы свободные люди, и мы выбираем силу, чтобы жить, не опасаясь нападения. Только сильные способны сделать такой выбор, судьбу слабых решают другие. Вот почему мы собрались здесь, вот почему весь город настроен взяться за дело. Каждый человек в Афинах должен стать его частью. Каждый чужеземец-метек внутри наших стен ради этого отложит свою обычную работу. Каждый корабль будет гнуть весла, чтобы накормить и одеть нас, каждый раб станет таскать камни, пилить или копать. Каждый ребенок – исполнять поручения и передавать новости! Мы станем единым целым ради этого, пока не закончим, если собрание проголосует за начало работ.

На мгновение он склонил голову, выказывая покорность.