Золотой век. Книга 2. Империя

– Спартанцы нападают на наших союзников, жгут наши корабли, убивают и рушат – делают все, только не встречаются с нами в открытом бою. От их действий разит слабостью, хотя сами они как будто не замечают этого. Сожжение кораблей само по себе было актом войны, но мы, сидя в этом зале, согласились, что стерпим, пока стены поднимаются. Совет и Афинское собрание проголосовали за то, чтобы удержаться и не отвечать на провокации. Это было правильно, я уверен. Мы выиграли жизненно важное время.

Перикл окинул взглядом зал и лица людей, которым привык доверять. Не хватало только Кимона, как выбитого зуба, – так Перикл ощущал эту утрату. Война приближалась, и Кимон был нужен ему как стратег. Он взглянул на Эфиальта, и тот встретил его взгляд. Конечно, люди наживают себе врагов, но никто не остается неизменным, будто каменная глыба. Уж это Перикл знал наверняка. Реальность и правду можно найти у богов и в объятиях женщины. Остальное меняется – к лучшему или к худшему.

– Сограждане, война уже началась, – продолжил Перикл. – Спарта ясно дала понять это. Я не берусь сказать, почему они не атаковали нас всеми своими силами, но это дает нам шанс ослабить их. Раньше я советовал проявлять осторожность, но теперь мы так близки к окончанию работ. Мы могли бы выгадать последние месяцы, необходимые для достройки стен. Это отбросит Спарту назад на целое поколение, тогда как наш Союз только усилится. Это наша общая мечта – Афины как сердце нации. Или империи эллинов и всех народов Эгейского моря. Почему нет?

– Ты хочешь вызвать Спарту на бой? – спросил один из стратегов; ему явно не нравилась такая перспектива.

Для некоторых правильное время, чтобы вступить в открытое столкновение, не настанет никогда, понял Перикл. Они поклялись, что будут сносить нападения на свою собственность и союзников, пока строятся стены, но отчасти согласие было вызвано тем, что эти люди вовсе не хотели встретиться со спартанцами на поле брани. Перикл понизил тон и стал осторожнее подбирать слова:

– Наши разведчики говорят, там их не больше тысячи, самое большее полторы.

– Они соберут больше при помощи союзников, – пробормотал Эсхил.

Перикл склонил голову:

– И мы тоже. Если бы они были сильны, то пришли бы сюда, а не направлялись на север. Нет, это, вероятно, наш шанс вырвать сердце Спарте, однажды и навсегда. Если совет назначит полемарха и стратега, я призову собраться всех мужчин, способных держать копье и щит. Мы можем выставить на поле сколько? Десять тысяч?

– С Мегарой скорее двенадцать, – отозвался другой стратег.

Перикл кивнул. Готовясь произнести решающие слова, он чувствовал, как его будто сковывает холодом изнутри.

– Тогда, имея эти двенадцать тысяч воинов, мы должны выступить против спартанцев и разбить их. Если они пришли оказать поддержку союзникам, мы каждому волку на Пелопоннесе покажем, насколько они слабы. Нам придется разорить их гнездо, но к тому моменту, как они выступят против нас, наши стены уже будут достроены. С этого дня Афины начнут возвышаться и возвышаться.

– Если только это не ловушка, – сказал Эсхил, и все раздраженно взглянули на него, а он лишь пожал плечами. – Что? Спартанцы хорошо знают нас. Если они не так слабы, как мы думаем, это может быть уловка, чтобы заманить нас на север, пока остальная часть их армии совершит нападение на Афины и разрушит наши драгоценные стены. Вы знаете, заново мы их не сложим. На них потрачено столько серебра и труда, что это уже привело нас на грань катастрофы. Каждый день возникают бунты, когда семьям становится нечего есть или женщины поднимают крик из-за своих мужчин, погибших на строительстве. И присказка всегда одна и та же: «Разберите стены».

– В городе есть люди, симпатизирующие спартанцам, – добавил Эфиальт. – У меня сидят в камерах человек десять, ждут суда. Их всех поймали за попыткой поджечь дровяные склады или сломать леса. Всех казнят, конечно, но гораздо больше провокаторов сумели сбежать. Я согласен с Периклом. Другого шанса у нас не будет.

– Мы будем держать немного наших людей на Пелопоннесе и рядом с перешейком, – сказал Перикл. – Если это ложный маневр или ловушка, мы повернем назад. Имея быстрых коней, мы сумеем вовремя доставить предупреждение. Но разве можем мы упустить шанс ослабить Спарту? Показать ее союзникам, что она больше не является бьющимся сердцем Греции? Ради этого стоит рискнуть.

Перикл огляделся. Возражений больше никто не высказывал. Он опустил голову. Члены совета продолжали собираться в главном зале. Они ждали новостей, а он вместо этого принесет им призыв к войне. Перикл встал, и вдруг заговорил Эфиальт, как будто слова скопились в нем и разом вырвались наружу:

– Я хотел бы возглавить армию как полемарх…

Перикл обмер. Хотя он примирился со стратегом, но не забыл, каким неумелым проявил себя Эфиальт, когда пришло время вести людей в бой.

Эфиальт почувствовал его колебания и покраснел:

– Я стратег Афин, сограждане. На мне не лежит прямая ответственность за строительство стен, как на Перикле. Кого еще вы сделаете полемархом для руководства войском против Спарты?