Золотой век. Книга 2. Империя

Стрелы со стуком врезались в греческий строй, несколько дюжин исчезли в не прикрытом щитами пространстве. Люди вскрикивали или громко и долго ругались, когда обнаруживали, что стрела поранила им предплечье, пробила голое бедро или ступню. Они сносили удары стрел, но несколько человек всегда падали. Их оставляли позади, как вывалившихся из чрева покалеченных детей, а фаланга двигалась вперед. Раненые вытаскивали из своих тел стрелы, товарищи перевязывали им раны тряпицами. Помолившись о благополучном исходе, они снова вливались в фалангу с глазами, полными боли.

Кимон старался не морщиться, когда черные стрелы со стуком вонзались в поднятые над головами щиты. Он инстинктивно присел, как гоплит, но на нем был шлем с высоким красным гребнем из крашеного конского волоса, и стрелы падали вокруг него кучно. Кимон сообразил, что персы пытаются поразить военачальника греков. Разумеется, это была главная опасность для него на поле боя. Разумеется, то, что он рядом, придает его людям храбрости. Оборотная сторона монеты – сколько человек запаникуют, если его убьют. Солдаты верили в благосклонность богов, а его смерть лишит их этой веры. Кимон стиснул челюсти. Персидские лучники усиленно обстреливали его позицию, пытаясь сместить баланс сил в свою пользу.

В момент затишья Кимон бросил взгляд на холм, где сидел царь. Тот подался вперед на своем стуле, явно зачарованный. Кимон все бы отдал за то, чтобы послать свою стрелу в этот трепещущий на ветру шатер и пронзить царя. Такой выстрел совершить невозможно, особенно при встречном ветре. Но представлять себе это было приятно.

Враг превосходил афинских гоплитов числом, но они стояли широким фронтом и в этом не уступали скучившимся в одном месте «бессмертным». Многие из них уже пали, посрамив свое прозвище. Каждый шаг вперед Кимон ощущал как победу, каждый шаг назад вселял в него страх. Неужели он привел сюда своих людей на погибель? Стратег Миронид остался на флагмане и ждал, имея при себе запечатанный пакет с приказаниями. Если Союз разгромят, персидский царь не получит его корабли. Миронид отведет их в родные воды и доложит обо всем Афинскому собранию.

Кимон запретил любые попытки прийти на подмогу, и это его утешало, когда часть фронта в центре провалилась и ему пришлось задействовать резерв, сменяя изможденных и умирающих людей. Он надеялся, что появление тысячи свежих гоплитов смутит врага, и, обнажив зубы, следил, как фаланги вновь двинулись вперед – бронза и железо, ни один персидский царь не видел их бегущими с поля боя.

Такие слова Кимон прокричал поверх голов гоплитов, когда те узрели врага:

– Вперед, Союз! Мы уже обращали их в бегство! Они не видели наших спин. Ни разу!

Воины ответили ему дружным ревом, и в тот момент Кимон понял, что Перикл был прав и его отец Ксантипп тоже. Они были больше чем афиняне, когда приветствовали наварха Союза и шли против персов. Они становились одним народом, нацией, связанной морем и землей, империей. И этого не изменить, с ними никто не совладает.

Но тут на обоих флангах появилась персидская конница, и у Кимона упало сердце. Персы ждали, когда он двинет в бой свой резерв. Каждый из тех, кого он привел сюда, с опаской взглянув на этих всадников, страшась окружения, задумается, что предпримут враги. Кимону был нужен его злосчастный резерв, и он не мог отозвать своих людей назад. Вытерев пот с лица, наварх начал резким голосом отдавать новые команды:

– Передайте лохагам шести шеренг: «Держаться и исполнять мои приказы. Быть готовыми подступить к старшим лохагам и поднять копья, если появится конница. Щиты и копья – к защите. Прикройте тыл. Смелее!»

Четверо гонцов повторили его слова и помчались прочь. Кимон поморщился. Он попытался превратить свою гримасу в улыбку, но иметь дело с конницей ему совсем не улыбалось. Всадники двигались слишком быстро, противостоять им трудно, к тому же они могли на ходу бросать копья и натягивать луки. «Клянусь богами, в цель они попадали редко, но все равно выкосят сколько-то людей».

Как бы то ни было, нельзя допускать паники в задних рядах при атаке персов. Бойцы должны знать, что есть приказы и планы. Иначе начнется хаос, а хаос губит армию.

В воздух взмыла еще одна стая черных стрел. Кимон глянул на командира, в прошлый раз выкрикнувшего предупреждение, но тот был убит. Когда об опасности прокричали другие, стрелы уже падали на людей, все еще вытягивавших шею, чтобы увидеть конницу. Гуще всего стрелы посыпались вокруг Кимона, и он ругнулся, когда одна задела щит и, чиркнув мимо, разодрала ему щеку. Линия получилась совершенно прямая, будто его резанули кинжалом. Из раны потекла кровь, и Кимон, раздраженный, поднес к щеке руку. Он пошатнулся.

Вдруг рядом с ним оказался Данаос из Аргоса, подхватил его под локоть. Стратег был очень серьезен, лицо пепельное. Кимон попытался оттолкнуть его.

– Наварх, ты ранен, – сказал Данаос и посмотрел назад, за ряды марширующих гоплитов.

Кимон смущенно моргнул, Данаос свистнул и жестом подозвал конюха с лошадью. Кимон показал ему красную ладонь: