Золотой жук мисс Бенсон

В горячем воздухе над Марджери и Инид вились тучи насекомых. Какая-то ветка, вдруг мигнув синим глазом, превратилась в геккона. Если налетал ветерок, измученные женщины останавливались, широко раскинув руки и открыв рот, и пили ветер, как воду.

Какое-то время Инид даже ухитрялась молчать, как бы заменив свою непрерывную болтовню тяжкими вздохами. Возможно, у нее это было чисто нервное. Она довольно долго хранила молчание – целых полчаса; потом, видимо, решила сделать перерыв и спросила, был ли у Марджери когда-нибудь домашний любимец.

– Любимец? – Марджери рукой смахнула с шеи капли пота. Ее рубашка была мокра насквозь и противно липла к спине.

– Извините. Я просто задумалась и заговорила, должно быть, по ошибке. А все-таки был у вас какой-нибудь любимец?

– Что у меня было?

– Ну, какое-нибудь домашнее животное? Вы ведь можете просто ответить «да» или «нет», и тогда я не буду больше об этом думать.

– У меня никогда не было никаких домашних любимцев, Инид. Мне этого не разрешали.

– Вам не разрешали иметь домашних животных?

– Мои тетки были очень строгими.

– Как это грустно, Мардж!

– Да. Ну что ж, я и это пережила. А теперь мы уже можем двигаться дальше?

– А жуки?

– Что – жуки?

– У вас же были жуки. Разве они не были вашими любимцами?

– Нет. Это, скорее, были опытные образцы.

– То есть… Вы хотите сказать, что убивали их?

– Нет. Они умирали сами. Они ведь долго не живут.

– А как насчет золотого жука? Его вы тоже убьете?

– Да, Инид. Мне придется это сделать, чтобы можно было отвезти его домой и представить в музей. Мы с вами это уже обсуждали. Но вам совсем не обязательно на это смотреть. Я все сделаю сама.

Инид судорожно сглотнула. Потом согласно кивнула и сказала:

– Хорошо, я выбрасываю из головы все мысли об этом.

– Я вижу.

– Иначе они начинают мне мешать.

– И что, сейчас ваш мозг действительно совершенно пуст?

– Не совсем. У меня когда-то жили две мышки. Муж и жена. Потом она умерла, а он был так опечален, что у меня просто сердце кровью обливалось. Животные не приспособлены жить в полном одиночестве. А один раз у меня был кот…

– Инид, это уже полноценный разговор.

– Хорошо-хорошо, Мардж. Я больше не буду.

И они стали прорубаться дальше. Лес, смыкаясь у них над головой, казался абсолютно непроходимым. Это было какое-то бескрайнее зеленое море. А молчать рядом с Инид оказалось хуже, чем ждать пробуждения спящего вулкана. Она уже начала что-то напевать себе под нос. Правда, пока тихонько, словно желая напомнить Марджери, что она еще жива. Было ясно, что самое жестокое по отношению к Инид – это сделать вид, будто совсем ее не замечаешь.

Они продержались еще два часа, но обе чувствовали себя все хуже и хуже. Но все же продолжали рубить, расчищать проход, подтаскивать рюкзаки и после короткого отдыха все начинать сначала. Еще на один шаг продвинуться вверх. И еще на один. И еще. Почему же я так долго тянула, думала Марджери, почему так поздно решилась сделать то, чего хотела всю жизнь? Ей казалось, что все кусачие насекомые пролетают мимо Инид и набрасываются на нее. Даже самые маленькие. Хотя даже среди крошечных насекомых, которым вроде бы и далеко от матери отлетать не полагалось, были такие, которые своими укусами вполне способны были и руку парализовать. А когда Марджери присела, чтобы пописать, то совершенно замучилась, даже в отчаяние пришла, не успевая прикрыть голую задницу от полчищ москитов. А более серьезные отправления человеческого тела оказались связаны еще и с самым настоящим риском: рядом моментально появлялась дикая свинья – и не какая-нибудь маленькая свинка, а огромная волосатая туша, похожая на танк, – и терпеливо ждала результата. Марджери и кричала, и камнями в свинью кидалась, но это не помогало. Тропический лес, обступавший их со всех сторон, был настолько густым, что свет солнца туда почти не проникал; Марджери показалось, что даже яркая Инид приобрела тускло-зеленый оттенок, даже ее белый пес как-то позеленел. И тишина вокруг стояла просто невероятная; когда из подлеска с шумом вылетел вспугнутый попугай и понесся прочь, хлопая крыльями, его пронзительные крики эхом разнеслись по всему лесу.

В полдень они сделали перерыв, чтобы поесть. Марджери открыла две банки «Спама», а Инид добавила туда изрядное количество порошка карри, чтобы отпугнуть назойливых мух. На вкус это было отвратительно; ничего хуже Марджери в жизни не едала. А ведь им удалось пройти едва ли полмили.

Инид спросила, можно ли им немного поговорить, раз уж они все равно отдыхают, и сказала, что все утро думала о тех детях, которых потеряла, и о своей сестре-близняшке, которая родилась мертвой. Ее голос звучал напевно, то становясь чуть громче, то затихая.

– Каждый раз, увидев бабочку, я говорю: «Это она». Я знаю, моя сестра тоже здесь. Как и мои дети. Все они всегда со мной.