Золотые крылья

«Идиллия» сдвинулась с места. Робко, словно младенец, она проехала свои первые полметра. Однако с каждым последующим разом машина набирала скорость. «Ласковая ты моя, — снова персонифицировала аэроплан девушка, — ты обязательно справишься!». Повернув в сторону рулёжной дорожки, она всмотрелась в кандидатов, что стояли на краю шеренгой. Проехав мимо них, она увидела, как все они — в том числе и Гриша — поочерёдно отдали ей честь. Она в ответ не поскупилась на такой же жест. За ней вздымались клубы пыли, которые обдали стоящих за ней, поэтому они сразу предпочли покинуть данное место, заняв более выгодные места для наблюдения. Аэроплан был необычайно проворен и отзывчив, реагируя на любые движения ручкой и педалями, что несказанно радовало девушку. Спустя несколько поворотов «Идиллия» оказалась на полосе. Гладерика сбавила обороты и приготовилась ко взлёту. Мысленно она дала себе десятисекундный отсчёт.

— Пять… Четыре… Три… Два… Один… — сделала небольшую паузу Гладерика, а затем воскликнула, — земля, прощай! — и потянула от себя рычаг до упора.

Такой силы она не чувствовала никогда прежде. Что-то совершенно неведомое с силой вдавило её в кресло, и аэроплан, по-зверски заревев, стремительно стал набирать скорость. Первые сто метров он проехал по поверхности, но на второй сотне тряска вдруг ослабла. Шасси и мотор больше не поднимали пыль — аэроплан благополучно оторвался от земли. Гладерика взглянула направо и увидела тень от летательного аппарата, который постепенно набирал высоту. Помня обо всех многочисленных инструкциях, она смотрела на приборы и оценивала обстановку визуально. Однако ощущения её были в тот момент на грани возможного. Она одновременно ощущала и эйфорию, и дикий страх, но ещё более диким было ощущение вседозволенности и подлинной свободы. Да, она была скованной ремнями, а держалась в воздухе исключительно благодаря законам физики, но от того её чувства не успокоились. Они горели ярким пламенем внутри её сердца, и всё вместе смешивалось в одно пьянящее и всеобъемлющее чувство — чувство бесконечного восторга. Набрав первоначальную высоту в пятьсот метров, она связалась с Романом Ивановичем и отчиталась о полёте. Предстояло набрать высоту в тысячу метров над уровнем моря, однако уже с более низкого эшелона девушка могла наблюдать простирающиеся на многие мили вокруг поля и леса. Слева от неё блестело и играло рябью Л-жское озеро. Уже здесь ветер ощущался куда более сильным, чем на земле. Он беспощадно задувал лицо Гладерике. Кроме того, на воздушных потоках «Идиллия» порой резко подпрыгивала. Предстоял затяжной этап набора нужной высоты…

***

Тем временем, Александр лежал в жаркой и душной палатке лазарета. Ему было велено никуда не вставать и ничего не делать. Всю ночь и всё утро его терзали мучительные догадки о Гладерике. Всё ли с ней хорошо? В безопасности ли она? Что, если с ней что-то случилось? Что её сподвигло сказать то, что она говорила вчера? А он просто лежит здесь, не в силах ничего сотворить… Вдруг с дальней стороны аэродрома он услышал гул. В мгновение ока он перебрал у себя в уме все варианты, что за шум это мог быть. Вспомнив, что утром он слышал оркестровые марши, а также то, что ни доктор Ларсен, ни Глаша не навещали их с самого утра, к нему пришло очень горькое осознание нынешнего его положения. Этот гул — это шум мотора аэроплана. Аэроплана, который был разработан им! И теперь он не может даже посмотреть на полёт своего же творения! С таким раскладом событий он мириться не собирался. К тому же, снаружи можно было если не отыскать Гладерику, то хотя бы узнать о том, где она. Собрав остатки своей решимости, Александр резко встал с койки. Тотчас закружилась голова, в глазах потемнело, грудную клетку в области ключицы свело острой болью, от которой юноша начал задыхаться. Он никак не отреагировал на это; встав на ноги и опираясь на изголовье койки, он сделал шаг. От него сразу отдало в ключицу.

— Чёрта с два я теперь отступлю, — прошипел Александр и отрывисто прошёл к выходу.