Золотые миры

От женских слёз — до нежности мужской,
От слов тоски — до исступлённой страсти.
Не трудно утешать в беде большой
Словами одиночества и счастья.

Но трудно даже помогать в борьбе

Хорошим, умным и спокойным словом.
Ты дал мне столько нежности суровой
За все стихи и слёзы о тебе.

Но — если грозы напряжённой стаей

Давно уж пронеслись над головой?
Но — если жизнь, бессмысленно-пустая,
Плывёт без драм, без бурь, без ничего?

Ты жизнь прошёл — дорога — то большая!

Всё жадно чувствуя, всё замечая,
И не увидел сердца моего.

6. V.38

«Я хочу человеческой жалости…»

Я хочу человеческой жалости,
Хоть немножко чужого тепла.
Я заплакать могу от усталости
(Я которую ночь не спала!)

Мне не стыдно признаться в бессилии,

В неудачах во всём и везде.
Всё равно: и не вырастут крылья,
И рука не окрепнет в труде.

Всё равно: ничего не изменится,

Всё, как было, везде и всегда.
Доживу добровольною пленницей
Бесполезно-пустые года.

И в тоске по ненужной свободе,

По каким-то забытым словам,
Жизнь уходит, уходит, уходит…

16. VI.38

ОКНО В СТОЛОВОЙ («Снова — ночь. И лето снова…»)

Снова — ночь. И лето снова
(Сколько грустных лет!).
Я в накуренной столовой
Потушила свет.

Папироса. Пламя спички.

Мрак и тишина.
И покорно, по привычке
Встала у окна.

Сколько здесь минут усталых

Молча протекло!
Сколько боли отражало
Тёмное стекло.

Сколько слов и строчек чётких,

И ночей без сна
Умирало у решётки
Этого окна…

В отдаленье — гул Парижа,

(По ночам — слышней).
Я ведь только мир и вижу,
Что в моём окне.

Вижу улицу ночную,

Скучные дома,
Жизнь бесцветную, пустую,
Как и я сама.

И когда тоски суровой

Мне не превозмочь,
Я люблю окно в столовой,
Тишину и ночь.

Прислонясь к оконной раме

В темноте ночной,
Бестолковыми стихами
Говорю с тобой.

И всегда тепло и просто

Отвечают мне
Наши камни, наши звёзды
И цветы в окне.

26. VI.38

«Ещё госпиталь снится ночами…»

Ещё госпиталь снится ночами,
Ещё дома, как будто в гостях.
Непривычно и странно вначале…
И усталость… Но это пустяк.

Напряжённые слухи. Газеты.

Разговоры о близкой войне.
И тревога, сверлящая где-то,
И бессилье, как будто во сне…

И, сплетая привычные строфы,

Смутно чувствуя в хаосе тьмы
Приближенье большой катастрофы
И, быть может, — последней зимы…

Я брожу по осеннему парку,

Разгоняя ненужную грусть.
Жду письма со швейцарскою маркой
И уже ничего не боюсь.

26. II.38

«Я уж не так молода, чтобы ехать в Россию…»