Золотые миры

Ни дождя, ни ветра, ни тумана,
Утро — будто личико ребёнка,
Лишь жужжание аэроплана
Тонкий воздух прорезает звонко.

Озеро спокойно и красиво,

Очертанья гор — ясней и ярче,
В бухте, на дредноуте массивном
Даже виден пёстрый флаг на мачте.

Катера бесшумно прорезают

Голубые, шёлковые воды,
Под сияющими небесами,
Как игрушечные, пароходы.

Что-то в ярком небе пробудилось,

Облако плывёт, как белый лебедь…
И не знаешь, что в чём отразилось —
Небо в море или море в небе.

Воздух ясен и прозрачно-тонок,

Море отливает бирюзою,
И покрылись выжженные склоны
Первой зеленеющей травою.

12/ X, 1923

«Набрела на тихий, белый скит…»

Набрела на тихий, белый скит,
На покой нежданно набрела.
Как виденья гаснущей тоски,
В небе рисовались купола.

Иглы ёлок устилали пни,

Проползла улыбка на губах…
«Кто там ждёт и верит, отомкни,
Отомкни свой терем-саркофаг!»

Здесь от бурь и холода покой,

Здесь печаль без песен и без слов.
И раскрылась дверь сама собой
Под далёкий звон колоколов.

И в бездонность яркую манит,

И влечёт в какой-то мощный сон
Этот белый, одинокий скит,
Этот однозвучный перезвон.

Так душа блуждает по ночам,

Так покоя ищет в забытье,
По глухим, неведомым скитам,
У холодных стен монастырей.

13/ X, 1923

«Вокруг — мучительная тишь…»

Вокруг — мучительная тишь…
Смотрю на небо бледной осени,
На выступы соседней крыши,
На зелень траурную сосен.

Там, за окном, тоска и лень,

А у меня — загадка давняя.
И медленно блуждают тени,
И ветер прикрывает ставни.

13/ X, 1923

Дон-Жуан («Сонны зданья тёмного Мадрида…»)