Золотые миры

В седой Арморике, где вещий океан
Шумит, как отдалённый гул сраженья,
Где утром зарываются в туман
Валы старинных укреплений,

Где чайки грустно стонут над водой,

И в море паруса скользят без счёта, —
Там город был, великий, как герой,
Увенчанный победой и почётом.

У ног Кэр-Иса, у высоких стен,

Шумел прибой волны, игривой.
Был стар годами, дряхл и сед
Король Граллон благочестивый.

Был другом короля великий Гвенноле,

Святой посланник Ватикана,
Им первый монастырь основан на скале,
Над ликом бога-океана.

И в скудной позолоте солнечных лучей

Страна цвела, как день весенний,
Под символом креста и рыцарских мечей,
Под шум пиров и шум сражений.

От океана город отделял

Большой канал, обложенный камнями,
И потайная дверь вела в канал
Из замка тайными путями.

Бог-океан, свирепый, как гроза,

Ревел и ждал за потаённой дверью —
Так в клетке хищные томятся звери,
Вращая беспокойные глаза.

Тяжёлые ключи Граллон носил

На шее, вместе с золотым распятьем.
И годы шли. И был весёлый пир.
Король сидел в парадном платье.

Пел трубадур об избранной своей,

Старались превзойти себя жонглёры,
О славных подвигах и о святой земле
Шумели боевые разговоры.

Когда же перестал звенеть бокал,

И позабылась бранная тревога,
С спокойной совестью и с твёрдой верой в Бога
Граллон усталый задремал.

Играли три весёлые луча

На красной мантии, в счастливой неге,
И кудри белые струились по плечам,
Белее утреннего снега.

Он спал. К нему неслышно подошла

Вся в белом женщина и обняла за шею,
И с шеи цепь тяжёлую сняла
И ключ заветный вместе с нею.

Коварная Дагю, единственная дочь,

Ушла на гулкий шум прибоя,
Чтобы впустить, когда наступит ночь,
Любовника в свои покои.

Того, чьи речи тихою струёй

Прозрачного ручья текли ей в уши,
Кому дала и волю, и покой,
И сделалась его рабой послушной.

Она открыла потайную дверь,

И океан, великий и воспетый,
Ворвался в город, будто дикий зверь,
Увенчанный последнею победой.

Кэр-Ис погиб. На дне глухих морей

Увял цветущий берег счастья,
И над пучиной старый Гвенноле
Шептал зловещие проклятья.

Один лесник видал, как дикий конь

В воде погибшего Граллона,
Могучий, как гроза, и быстрый, как огонь,
Промчался в ночь, в ночные стоны.

А там, где в брызгах пен чернеется утёс,

Там, на груди у бога-океана,
Коварная, красивая Моргана
Расчёсывает золото волос.

Она поёт, но голос мукой полн,

Звучит сиреной в тающем тумане,
И песня, будто плеск тяжёлых волн,
Грустна, протяжна и печальна.

Прошли столетья. И теперь в тоске

Рыбак, затерянный в глухой Бретани,
Остатки башни видит на песке
В часы отлива бога-океана.

Когда же над морями бури стонут,

Он слышит, безысходным страхом полн,
Глухие, колокольные трезвоны
В седой пучине разъярённых волн.