— Ну что это вы нас так пугаете, Павел Алексеевич, нельзя так. Нервную систему надо беречь. Так я вам скажу.
— Простите… Павел… Константинович… — слова выпадают из меня, как камни на стеклянную мостовую — с грохотом, поднимая корону стеклянных брызг, быстро спадающих с мелодичным звоном, отдающим в ушах… но слишком что-то медленно… Знаете, что-то… я слишком близко… к сердцу принял… последнюю вашу… фразу. Минуточка… Продолжим разговор… Я сейчас… буду в… порядке.
— Нет, нет, нет, я настаиваю. Езжайте домой. Отдохните. Будете в форме — приезжайте, разговор продолжим. Я сейчас пошлю за вашим водителем. Врач будет с минуты на минуту.
— Врача… не надо. Павел Константинович, это моя огромная… просьба. Давайте, закончим разговор. Мне нужно его… закончить… Сейчас… Потом будет страшнее… Все, что мне… нужно — стакан воды и чайная ложка… меда. Я буду… в вашем распоряжении… ровно через пятнадцать… минут. Это… очень важно… Прошу, мы лучше закончим… сейчас, чем потом что-то растягивать… узел надо уметь… разрубить… Очень прошу.
— Знаете, это против моих правил.
— Возможно. Против… моих тоже. Но, тем не менее, я осмелюсь… настаивать. Знаете, я очень редко на чем-то настаиваю. Все больше прошу вас… хотя и в шутливой форме… а тут… осмелюсь…
— Ну что же, я, с вашего позволения, встречу врача и провожу его к вам. И не отказывайте мне в этом. Если врач разрешит — я продолжу с вами разговор. Только так и никак не иначе.
— Благодарю вас, Павел… Константинович.
— Ах, право, пустое…
— Нучтожвытак, Палсеич? Разве можнатак? Побрегтесбябы.
— Спасибо, Станислав Николаевич, поберегу… Обязательно поберегу… Вот только разговор… закончу — и поберегу.
Стас помог мне подняться. Ноги немного не слушались, но я прошел в отдельный кабинет, где меня уже ждал доктор. Он критически посмотрел на меня, потом задал несколько глупых вопросов про моих родственников, затем проверил рефлексы и долго светил мне в глаза маленьким таким фонариком. На этом наше общение закончилось. Врач — худой, юркий, больше похожий на мышку с огромными седыми усами, сообщил мне, что все это результат истощения и нервного напряжения, и что мне надо лучше питаться и меньше нервничать. На всякий случай он предложил мне таблетку и укол — на выбор. Я выбрал отказаться и от того, и от другого. У меня оставалось еще пять минут, и их я провел в туалетной комнате, быстро приведя себя в порядок. Конечно, я не выглядел столь же идеально, как в самом начале моего визита, вплоть до этого позорного падения. Подумаешь, повод падать в обморок — сказали всего лишь, что твой театр прикроют. Ну да ладно… Слишком неожиданно все произошло. Бывает. Ну как? Хорош! Можно идти, рвать на себе одежду и требовать сохранения театра. Хоть чего-то, возможно, добьюсь… Хотя, и не слишком-то в это верю.
Малечкин ждал меня у туалетной комнаты. Увидев, что я возвращаюсь совершенно спокойный и уверенный, он только вздохнул и поплелся за мной. Он-то знал, что я не просто упрямый, а очень упрямый человек. И теперь его мнение находило только лишь очередное подтверждение.
Я пошел напрямую к столику Новицкого, который, увидев, что я подхожу, тут же встал и пошел мне навстречу. Я старался идти прямо, не пошатываясь, твердая походка давалась мне с трудом. Каюсь, я натянул маску неприступного супермена, а что еще прикажете делать?
— Павел Алексеевич, вы меня все-таки напугали изрядно. И зачем вы себя так изводите, вот, видите, я ведь прав, абсолютно прав. Вам вредно тянуть на себе такую ношу.
— Павел Константинович, давайте все спокойно обсудим. Как мы и хотели.
— Конечно, конечно, присаживайтесь.
— Итак, почему вы решили, что необходимо закрыть именно мой театр? И как вы себе это представляете? У меня сейчас аншлаги…
— Да, вы тут правы. Знаете, я ведь не просто так пригласил вас на этот разговор. У меня все расклады на руках.
Новицкий задумался, потом потянулся к папке, в которой лежали бумаги, явно хотел что-то достать оттуда, но передумал, положил на папку руку и продолжил:
— Если говорить честно и откровенно, я не могу поддерживать то число театральных коллективов, которые содержал фактически. Примите это на веру. Тут дело не только в финансовой стороне, но и в морально-этической. Я не могу требовать от своей компании и компаньонов строгой экономии, если сам буду по-прежнему демонстрировать неумеренные расходы.
Тут Новицкий взял паузу. Он ждал, что я вставлю какую-то реплику, чтобы сориентироваться и продолжать разговор в зависимости от моей реакции. Но я был уже в форме. Я взял паузу и молчал. Ему ничего не оставалось делать, как продолжить разговор.
— Я говорил уже вам, да и неоднократно, что театр — это моя самая сильная страсть. Я не смогу отказаться от театра вообще. Поэтому я принял решение… знаете, Павел Алексеевич, оно далось мне очень непросто… да… Так вот, я принял решение поддержать только один из четырех театров, которые сейчас финансирую.
— И это не мой театр?