Золушка Forewer

Это был самый древний и дряхлый купейный вагон, который я только видел в своей жизни. Вот не помню, когда еще я ездил в вагонах с деревянными ложами, которые опускались на странного вида металлических защелках. Говорят, такие вагоны убрали из эксплуатации в шестидесятых годах. Но больше всего меня умилило состояние электрики: в самом купе свет работал только сверху и только одна лампа дневного света из двух или трех возможных. Колпачки лампочек у изголовий были обмотаны проволокой, и ни одна из этих ламп не работала. Наверное, просто не могли заработать от старости.

То же самое в тамбуре — все держится на проволоке, веревочках и честном слове. Про туалет и говорить не приходится. Там даже стоять страшно, а уж присаживаться… Это цельная проблема получается. Вода. Воды в кранике нет. Это туалет ближний к моему купе, а что покажет тот, который ближний к проводникам? Там с водой было все в порядке. Но и в нем все держалось на веревочках, а вместо привычного краника для мытья рук стоял натуральный мойдодыр: деревянная емкость со сливом, в который вода заливалась сверху при помощи ведра. Единственное, что пока что радовало, так тот факт, что людей в вагоне было немного. Больше всего мне было интересно, когда люди начнут прибывать. В моем купе пока что не было вообще никого. Я пошел узнавать, где располагается вагон-ресторан, и выяснил, что в этом данном составе его попросту не предусмотрели.

Ничего более от проводницы я добиться не смог. Правда, она пообещала сделать через часа два-три, а точнее, четыре, чай или кофе — на выбор. А вот пиво, минеральная вода и прочие прелести цивилизации ей по прейскуранту услуг не предусмотрены. Потому придется обойтись без них, а чай будет без лимона, но если очень попросить, она поделится своим собственным лимоном за пару лишних рублей к чаю.

— Вагон сгорает за три минуты и тридцать четыре секунды, а потому от курения в купе воздержитесь, а если можно, курите только в тамбуре.

— Я вообще не курю.

— Ну и хорошо…

Какая верная поговорка: посмотри на проводницу, поймешь, в какой вагон ты попал. Проводница была бесформенной женщиной неопределенного возраста в мятой, подозрительной чистоте униформе. От нее веяло одним вопросом: чё вам надо? Ответ на который разумелся сам собой.

Надо отдать должное: ровно через два часа она принесла-таки чай. Через два часа появился и мой попутчик. В дороге главное — попутчик. В общем, я попутчика и не ждал. Это было неожиданностью. Дело в том, что до станции Батецкая мы еще не доехали, ну буквально пару минут осталось, а предположить, что человек может нарисоваться прямо из воздуха, я не мог. Моим новым сокупейником оказался невысокий, лысоватый полненький человечек, который постоянно потел и протирал лоб носовым платком. Он не сел, а плюхнулся напротив меня и стал тут же вытираться и отфыркиваться при этом, напоминая какого-то ленивого тюленя на лежбище. Ему бы еще тюлениху-мамку для полного боекомплекта и ничего больше не надо.

— Макаронский. Феофан Леонидович, — представился человечек, делая перерыв, чтобы отдышаться после каждого практически слова. — Ой, извините… запыхался совсем… знаете, эти вагоны… ой…

— Малюта, Павел Алексеевич, — представился я в ответ.

— Ой, хорошо, что Малюта… прекрасно, что не Скуратов… — это был, по всей видимости, проблеск язвительного юмора.

Моему собеседнику становилось намного лучше. Одышка исчезали, как на вылезшем на берег тюлене исчезают капельки воды. Тут поезд остановился. Это была Батецкая.

— Ну вот, Батецкая, — сообщил для чего-то очевидную истину попутчик.

— Простите, вы не поможете мне?

— В смысле?

— В смысле вещи растолкать, они в проходе остались.

Я выглянул в проход и понял, почему мой попутчик так запыхался. Он оказался обладателем четырех сумок и одного старого образца чемодана из коричневой кожи, с такими металлическими уголками, которые защищали его потрепанные от жизни углы от неурядиц очередного рейса. Сумки тоже были примечательными. Огромные, из какого-то современного дешевого, но крепкого материала. Клетчатые. Такими сумками часто пользуются современные челноки, снующие по городам и весям беспокойного и такого маленького мира. Я не знаю, что было в сумках этого человечка, но то, что они весили так, словно в них напихали даже не кирпич, а свинцовые пластины, причем напихали так, что места больше не осталось — пластину к пластине. С огромным трудом я помог затащить сумки по одной в купе. Они заняли проход полностью. Попутчик посмотрел на это безумие тесноты с сомнением и тут же стал пытаться рассовывать сумки под нижние полки. Но моя полка была занята моими вещами. Сосед покачал по этому поводу сокрушенно головой и стал засовывать свои сумки на третьи полки. Самому ему, естественно, это не удалось, пришлось мне, рискую сорвать поясницу, помочь ему заволочь, затолкать, закинуть эти страшные весом сумки наверх. Интересно, а когда рухнут под их тяжестью полки, в крепости которых я не уверен, что тогда? Я живо представил себе, как меня прихлопнет на нижней полке эта громадина и стало как-то не по себе.

— Ну вот и все…