Золушка Forewer

— Это все просто до… неприличия просто.

— Вот как? (я вложил в эту фразу максимум иронии).

— Не думайте, я что делаю, обычно именно так (он сытно отрыгнул): я появляюсь со своим грузом почти перед самым отправлением и влезаю в ближайший вагон. Зачем, спросите вы, вижу, что хотите знать!

Мне знать не хотелось, но я уже боялся пожать плечами, потому что это было сигналом, который сосед воспринимал однозначно.

— Так вот, я протаскиваюсь по вагонам со всеми своими причандалами, протискиваюсь, создаю массу неудобств всем, и себе, в первую очередь. И только для того, чтобы оценить контингент, который проводниками в этом поезде… А большинство проводников — женщины. И мне нужна только одна из них. Это третий вагон… Я ее не видел, но я ощутил ее запах. Понимаете?

И он закрыл блаженно глаза… А я подумал о том, насколько женщина должна не мыться, чтобы ее запах ощущали уже в коридоре… Хотя…

— Сейчас будет перегон Дедовичи — Сущево, мы по нему идем около часу… Самое время будет навести мосты…

— Наверное, вы знаете уже все бригады, которые едут по этому маршруту?

— Ошибаетесь, этот маршрут для меня раза два в году, не чаще.

— Вот как?

— Да… с вашего позволения, я минутку отдохну…

Я понял, что огрызки со стола убираться не будут, вздохнул, а сосед мгновенно, отклонившись на полку захрапел, да так громко, что мне стало не по себе. И за что я прогневил Господа, если придется засыпать под этот рев?

Интересно, какая это должна быть женщина, чтобы клюнуть на этого типа? Хотя, что я знаю о типах? Может, он обаяшка невиданная и берет своей неземной красотой и обаянием. Красота такого типа, когда вдоль и в высоту примерно одинаково? Я просто обалдел, представляя, какую девушку (женщину) он может обаять… что же, иногда иметь художественное воображение бывает не слишком приятно.

Понимая, что рев этого лося я долго выслушать не смогу, я выскочил в проход. Двери соседнего купе были приоткрыты. Там сидели две старушки. Они сидели с открытыми ртами, прислушиваясь к тому, что происходит тут по соседству. Мне было понятно их состояние. Но и не более того. Помощи от меня им дождаться было трудно. Я пожал плечами, перехватив их полный ужаса взгляд, для большей убедительности развел руками и отправился посмотреть, или не могу с кем-то пообщаться, пока мой попутчик не отправился за запахом женщины.

Пообщаться было не с кем. Я потолкался в тамбуре. Посетовал на то, что отсутствует вагон-ресторан, тут же получил два приглашения присоединиться к столу (у нас очень отзывчивый народ, особенно в том, что касается поесть) и три-четыре предложения закурить. Мне стоило большого труда от всего отказаться. Время быстро неслось по стыкам рельсов железной дороги, как будто забивало клинья между мной и соседом. И все-таки я не последняя сволочь.

Памятуя, что попутчик собирается через пару минут отправиться в экспедицию за странным запахом, но не тайги, я вернулся в купе. До Дедовичей оставалось еще три-четыре минуты, как сосед мгновенно перестал храпеть и очнулся.

Он внимательно посмотрел на стол, быстро догрыз какую-то, чудом упущенную, косточку, широким, хорошо отработанным жестом смел остатки пиршества в большой полиэтиленовый пакет, который тут же отнес из купе вон. Он вернулся, запихивая на ходу в пасть три-четыре ментоловых жвачки, думаю, что без сахара.

— Вы готовы? — поинтересовался я как бы между прочим.

— Я фсегда готофф… — сообщил сосед, вытаскивая из чемодана бутылку «Букета Модавии».

— Мой лифный рефепт… Пофле фтакана фина фенфина готоффа, ферез фетферть фаса фаздефается фама…

— Ну-ну, удачи вам… — заметил я не без иронии.

Он выставил жирную пятерню, видимо, запачкался, когда выносил обертку с остатками еды, критически посмотрел на руку и на одежду, не заметил ничего страшного, небольшое жирное пятно на брюках было почти незаметным, вытер руку, как мог, тем же носовым платком не первой свежести, подхватил сосуд с алкоголем и быстро исчез куда-то в пространство, то, которое за проходом.

Я понял, что смогу, наконец, немного отдохнуть и привести себя в порядок, заодно не помешает обзавестись двойной порцией чая и начать уничтожать бутерброды, которые мне припасла Машенька. Как-то я проголодался, настолько, что мне уже начали предлагать поесть. Сердобольная публика ездит у нас в поездах. Это еще Бисмарк заметил.

Бутерброды! Это самое главное. А то я начинаю нервничать. Тут появилось вечно сонное лицо проводницы. Она принесла два стакана чая, две дольки лимона и четыре пакетика сахара. Все было принято с превеликой благодарностью. Я достал из пакета все бутерброды, разорвал пищевую пленку, в которую их замотала Машенька, и через несколько минут почувствовал, что голод постепенно отступает. Накатывалось спокойствие и умиротворение. Наверное, было еще хорошо и оттого, что мой попутчик таки занялся осадой какого-то женского сердца. Во всяком случае, во время уничтожения бутербродов он не появлялся…