Золушка Forewer

Итак, что это за клуб такой «Одиссей»… хм… хм, не слыхал. Что-то среди моих знакомых этот клуб не засветился. Но если это что-то приличное, то не может быть, чтобы никто из наших про это местечко не пронюхал… Вот, одни мордовороты-секьюрити чего стоят. И еще эта Маша с ее напором. Идем напролом. Меня явно собираются не пропустить, вот, этот, горбатый от обилия мускул, сдвигается так, что перегораживает мне щелочку прохода. И я понимаю, что все, тут наше продвижение заканчивается. Но вперед выступает Машенька, щебечет охраннику, что «этот», в смысле я, со мной и беспрепятственно проталкивает нас внутрь тесного коридора.

— Что это было? Тут с дамами вход бесплатный?

— Успокойся, все включат в счет…

— Это не может не радовать.

— Угу… — успевает буркнуть мне она, и мы тут же попадаем в темный, накуренный зал, не очень большой, но очень насыщенный музыкой, телами, стойким запахом алкоголя, наркотиков и вседозволенности.

Ну что же, специфический клаб для специфической молодежи, вот только, судя по парам, это место лучше бы назвали «Голубой лагуной». Такое впечатление, что большинство посетителей тут люди с нетрадиционной ориентацией: девушки липнут к девушкам, а из танцующих двуполых пар женские лица явно принадлежат к транссексуалам. Соответственно, выпивка тут будет в три раза дороже… Интересно, чего мы сюда приперлись? Ах да, по поводу Алахова, так это, значит, правда, что он нетрадицианал (с ударением на второе а)? Получается, что правда… Машенька ведет меня по этой толпе уверенно и энергично, как ледокол «Красин», который спешит на помощь челюскинцам. Кажется, она тут завсегдатай. А что? Что я делаю в компании девушки, которая является своим человеком в «Одиссее»? Н-да, вопросы получаются, прям таки исторические. Или, что точнее, истерические.

Я не большой любитель уточнений, голубая публика меня не смущает — в конце-концов, я ведь руковожу театром, а где, как не в театральной среде, кружатся люди-нетрадицианалы? Театр — особая сфера. Только тут можно официально носить любую маску. А если ты привык носить маску на работе, то намного легче носить ее и в жизни. Профессиональные навыки помогают замаскировать свои наклонности, хотя, в последнее время, их уже почти не маскируют. Хорошо это или плохо я не знаю, мне лично голубые ребята жить не мешают, но спекулировать на этой теме в искусстве я не собираюсь — и так полным-полно вечных тем, которые имеют вполне традиционную окраску.

Вот и Мария, это ведь тоже тема, да еще какая.

Мы пробираемся мимо бара и по узкой винтовой лестнице забираемся на второй этаж, где столики нависают прямо над танцполом. Это помещение, где есть место всему: и празднику, и уединению. Столики перед перилами и небольшие кабинки, не пропускающие свет — для тех, кто не хочет слишком афишировать свое пребывание в подобном заведении. Наверное, Ванадий как раз из такой когорты. Я так думал, но я ошибался. Тут, на втором этаже, был свой барик, точнее, небольшая барная стойка. Около нее никого не было, кроме официанта, трех пустых высоких стуликов и Ванадия, которого уже порядком развезло. Нет, он не пил. Не слишком скрываясь от кого бы то ни было, Ванадий втягивал в себя тонкую белую полоску, рассыпанную по черной зеркальной столешнице бара. Складывалось впечатление что тут, на втором этаже, разрешено все. И если первый был сосредоточием только сексуальной распущенности, то второй допускал любое мыслимое излишество, извращение, увлечение, наркотик.

— Ой, Машерочка! — Ванадий был настолько под кайфом, что говорил даже не привычной скороговоркой, а как нормальный человек, с чувством, толком, расстановкой.

— Знаешь, я тебя не ожидал сегодня тут увидеть, — сказал Алахов, обвивая талию Машеньки правой рукой.

— Погоди, тут еще осталось… будешь? — Машенька покачала отрицательно головой (может быть, мне показалось, что с сомнением), а сам Ванадий втянул в себя последнюю из дорожек, в кайфе откинулся, прижавшись спиной к барной стойке, после чего смог поймать в фокус меня, вашего покорного слугу, скривился, и произнес:

— Да… а тебя я вообще не планировал сегодня увидеть… Режиссер. А удар, как у портового грузчика. Грубо бьешь, хорошо, что челюсть не сломал.

— Захотел бы — сломал, — сообщил я Ванадию радостную новость.

— Да? Ну ладно, учту на будущее…

— Какое будущее, я уверен, что проект закрыт…

— Так проект еще и не начинался… Вот что, Павел Алексеевич, я могу вас просто Пашей, а? Давайте, может, полосочку на посошок…

— Спасибо, я старомоден. Я лучше накачу стопочку. Вот ту, черный, именно черный. Маша, тебе чего?

— Мне как всегда. Мальчики, вы поговорите, а я пока внизу прошвырнусь.

— Прошвырнись…

— Угу, угу… минутку…

Пока Ванадий раскатал еще одну полосочку, Машенька получила большой бокал с опалесцирующей голубоватой жидкостью, из которой торчала трубочка и большая полудолька апельсина.

— Есть такое предложение…