Одну из непонятных мне деталей могу прояснить прямо сейчас. Вторую — значительно позже. Да, сейчас не время… Я делаю звонок по мобильному телефону и успокаиваюсь. Пока что все, о чем я думал, подтверждается…
И пока иду к себе в кабинет, в голове все складывается таким образом, что я понимаю — это оно! Главное решение! И, заскочив в кабинет, сразу же набираю гения пиара Малыгина.
Глава сорок вторая
Слухами земля полнится
Эта пресс-конференция была приурочена к выходу нового ток-шоу со мной и Алаховым. Все три передачи были сняты. До премьеры моего спектакля оставалось не больше недели. А премьера телепередачи должна была состояться через десять дней. Поэтому все журналисты были строго предупреждены, что все вопросы на пресс-конференции должны касаться только предстоящей телепередачи. Личная жизнь и театральная деятельность вашего покорного слуги на пресс-конференции обсуждаться не должна.
Я осматриваю зал и остаюсь доволен: в зале, кроме представителей обычной прессы, очень много журналистов, которые работают на самую ядовитую желтую прессу. А этим-то что нужно? Неужели их интересует вопрос — спал ли я с Алаховым? Ха… я могу дать на этот вопрос исчерпывающий ответ…
Пресс-конференция течет своим чередом, я бы сказал, даже слишком вяло. Пока вопросы задают специально подготовленные журналисты, а ответы дублируются при помощи небольшого наушника, который никому не виден.
Но я замечаю, что центр внимания смещается в зале со сцены куда-то внутрь — так и есть, это один из журналистов — желтогазетчиков устраивает в зале небольшую потасовку, охрана тут же бросается, чтобы выдворить дебошира из зала, размеренный темп пресс-конференции теряется, ведущий теряет нить управления, чем тут же пользуются еще несколько типов, которые явно захватывают микрофон. Одного из них я знаю — это Вазган Каранесян, репортер скандальной хроники, прославившийся тем, что подрался с каким-то народным артистом. Впрочем, скорее били его, чем он бил кого-нибудь. А вот трех его молодых коллег я не знал. И напрасно. Именно от них и пошли самые неприятные вопросы.
— Павел Алексеевич, скажите, это правда, что в вашем новом премьерном спектакле играет порноактриса?
— Без комментариев!
— Это правда, что Мария Вторметова, она же Маша-Бабочка, будет играть в вашем новом спектакле без одежды?
— Я не буду это комментировать!
— Скажите, это правда, что путь на сцену лежит через вашу постель?
— Это вопрос, который не касается темы пресс-конференции.
— Скажите, вы спали с Машей-Бабочкой? И как вам понравилось? Вы видели, где у нее вытатуирована бабочка? А я видел…
— У меня нет времени лазить по порносайтам.
— Это правда, что вы спите со всеми молодыми актрисами в вашем театре?
— Но коммент!
— А что связывает вас и Марию Растопчину?
— Скажите, вам нравится имя Мария?
— Почему ваших последних любовниц зовут исключительно Машеньками?
— Вы зациклились на этом имени?
— Это правда, что Мария Растопчина внебрачная дочь покойного Валерия Донского?
— Думаю, можно этот бардак закрывать…
Я толкаю под локоток оторопевшего ведущего пресс-конференции, после чего спокойно покидаю зал…
Желтая пресса преследует меня вплоть до автомобиля. От этих типчиков не так легко отделаться. Они с назойливостью тараканов повторяют заученные вопросы и с автоматизмом умалишенного суют мне под нос диктофоны самых дорогих моделей.
Я в ответ отделываюсь междометиями: Нет, нет, нет, нет, да… да, Мария… нравится… пшел на хер, скотина… Это мое личное дело… Вйобуй, пидор! Одного из журналистов я хватаю за грудки и кидаю так далеко, что он влипает в стену, которая на метров пять отстоит от стоянки… Этот умудрился-таки спросить, не спал ли я с Алаховым и не знаком ли с известным трансвеститом Марией, который сейчас около Алахова трется…
Приблизительно так незабвенный Арно Шварцнеггер прокладывал путь в каком-то из самых известных боевиков.