Золушка из глубинки, или Хозяйка большого города

Я приготовила теплую ванну и добавила в воду ароматное масло, зная, что теплая ванна с маслом снимет нервное напряжение и усталость. Промокнув руки полотенцем, я дотянулась до полки, взяла зажигалку и зажгла несколько ароматизированных свечей, стоящих на бортике ванны. Янтарное мерцание заставляло мое сердце учащенно биться, а мой мозг просто отказывался верить в реальность происходящего. Я вдруг подумала о том, как здорово родиться Викой и как глупо ей умереть. Столько возможностей и столько открытых дверей… Только протяни руку и сделай всего один шаг!..

В голове промелькнула шальная мысль: а что было бы, если бы я была Викой и познакомилась с Димкой. Его родители наверняка говорили бы мне массу приятных вещей и мечтали бы, чтобы я стала их невесткой. А Димка… Димка снимал бы с меня дорогое белье, вдыхал запах моих изысканных духов и при первой возможности обязательно, с особой гордостью, представил бы своим друзьям (правда, если честно, у меня никогда не было никакого желания с ними знакомиться).

Стоп. Хватит о Димке! Он — пройденный этап моей жизни. Я не Вика, а он предал Светлану.

Надев ночную рубашку, я подошла к огромной кровати и приподняла одеяло. Под одеялом лежал плюшевый мишка и ласково мне улыбался. Чистые простыни и пододеяльники говорили о том, что белье здесь меняли регулярно, и при этом обязательно клали под одеяло медведя, боясь нарушить придуманный ритуал. В этой комнате все напоминало о Вике, словно она где-то рядом и скоро выйдет из ванной. Ее недорисованные рисунки на столе, недочитанная книга на пуфике… Здесь сохранилась ее аура, ее дух. Здесь ее помнили и очень сильно любили. Я представила, как Лев Борисович иногда приходил в эту комнату, включал компьютер, на котором была заставка: Вика в костюме пиковой дамы на фоне новогодней елки. Он смотрел на эту заставку, на Викины вещи, и сердце его разрывалось от боли.

Взяв в руки плюшевого медведя, я приветливо ему улыбнулась и нежно произнесла:

— Привет! Я не знаю, как называла тебя твоя прошлая хозяйка, но я тебя буду величать Мишей. У меня тоже в детстве была славная игрушка, мишка косолапый, но однажды случилось непоправимое. Отец собрал все мои игрушки и обменял на бутылку спирта. Я долго плакала и думала: ну кому нужны детские игрушки? Больше всего мне было жалко косолапого мишку. Мама пыталась меня успокоить и говорила, что потеря игрушек — это не самое страшное. Главное, чтобы отец не нашел припрятанные на черный день деньги, иначе нам просто нечего будет есть. Он уже унес наш пылесос, зонтик, почти весь хрусталь и фарфоровую посуду. Иногда я пыталась поговорить с матерью о том, зачем жить с человеком, с которым все равно никогда ничего не сможешь накопить, потому что сколько бы ты ни старалась и ни горбатила спину, он все пропьет. Мать опускала глаза и говорила о том, что я еще не знаю, что такое женское одиночество, и что отец ее любит, просто он болен и пьет, и что к пьянству надо относиться так, как относятся к болезни.

— Как я могу бросить больного человека?! — кричала она в сердцах, когда я говорила ей о том, что так жить нельзя. А я никогда не рассматривала пьянство как болезнь. Я всегда считала, что пьющий человек — эгоист, он думает только о себе: якобы ему нужно лечить свою душу, а на самом деле никакой души уже давно нет. Он пропил ее вместе с пылесосом и баяном, которым я так гордилась.

Отказавшись от неприятных мыслей, я закрыла глаза и провалилась в глубокий сон. Мне снилась красивая девушка Вика: слишком гордая, независимая и даже дерзкая. Она носила дорогую одежду, имела массу поклонников. Она стала привыкать к наркотикам. Мне почудилось, что Вика вошла в комнату, села на кровать и сказала укоризненным голосом:

— Послушай, какое право ты имела занять мое место?

— Я скоро уйду в монастырь, — испуганно ответила я, стараясь не встречаться с ней взглядом.

— Постарайся это сделать как можно быстрее, а то мне неприятно, когда в моей комнате находятся посторонние люди. К хорошему привыкаешь быстро, и тебя потом отсюда не выгонишь. Нехорошо спать в чужой кровати и обнимать чужого медведя.

— Нехорошо употреблять наркотики и делать все для того, чтобы твой отец поседел раньше времени, — попробовала возразить я девушке.

— Это тебя не касается. Это мой отец. И вообще, прекрати учить меня жить.

— И чего тебе не хватало? У тебя же было все.

— Мне не хватало свободы.

— Да зачем она нужна? Какая свобода? У меня она есть, и я не вижу в ней ничего хорошего.

— Я тоже ничего хорошего не вижу в твоей свободе. Я говорю о той свободе, которую нам дает героин. И вообще, мне надоело с тобой разговаривать! Мало того, что ты лежишь в моей постели, так ты еще пытаешься доставать меня своими нравоучениями.

— Я не достаю тебя своими нравоучениями. Я лишь пытаюсь понять, зачем ты обменяла свою жизнь на героин. Не слишком ли дорогая цена за временно полученное удовольствие?

— Заткнись! — Вика ударила меня по щеке, и я тут же открыла глаза и проснулась.