— Слава! — взревела Туча Клози, а голоса сопровождающих ее прачек в белых передничках и крылатых чепчиках добавили птичьего гомона.
— Ур-ря принцу Аркею! — закричал кто-то.
Толпа подхватила:
— Да здравствует король!
— Слава молодым!
— Принц, поцелуй ее, наконец!
— А это отличная мысль! — Кай повернулся к Бруни. — Но прежде ответь мне, ты выйдешь за меня, Матушка Бруни? Станешь моей — в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, и пока смерть не разлучит нас?
Взглянув на него сияющими глазами, Матушка ответила, убирая в дальний уголок памяти всю прошлую жизнь. Всю жизнь до него…
— Я давно твоя!
Кай обнял ладонями ее затылок, как когда-то на борту яхты, наклонился и коснулся губами ее губ. Их лихорадочный жар и нежность сказали за него остальное …
Под чистым зимним небом, на котором не было видно ни облачка, ликовала площадь, и гвардейцы брали на караул, и верещали прачки, и ржали запряженные в телеги кони, а бык-осеменитель из дворцового хлева отвечал им басовитым ревом.
— Смотри! — король не без гордости толкнул шута локтем в бок. — А они любят своего будущего короля!
— И это тоже, сир, — светло улыбнулся Дрюня. Сунув пальцы в рот, добавил к общей какофонии залихватского свиста, отдышался и добавил: — Но больше всего на свете они любят любовь!