— Я бы сказал — породистыми! — хихикнул шут, оттаивая.
Прежде пустые коридоры были полны испуганными придворными и прислугой. Взволнованные шепотки сопровождали короля и его свиту, но никто не осмелился спросить его о происходящем или остановить.
Бруни рассеянно скользила глазами по незнакомым лицам, предпочитая наслаждаться близостью Кая, вместо того чтобы думать о том, как дальше сложиться ее жизнь. И вдруг увидела такое родное и заплаканное лицо Ваниллы. Она хотела остановиться и броситься к подруге, однако король — а следом и Кай — шел слишком быстро. Матушку опередил Дрюня. Задержался, обнял супругу и что-то зашептал ей на ухо, но она вывернулась и крикнула ему в лицо, не обращая внимания на короля, оглянувшегося с явным интересом:
— Не ври мне! Ты уже достаточно врал! Куда их ведут под конвоем?
После чего, судорожно всхлипнув, Ванилла развернулась и бросилась бежать в противоположную сторону.
— Ты куда? — обреченно спросил вслед Дрюня.
— К своим! — бросила та, не оборачиваясь, и скрылась за поворотом коридора.
Опустив голову, шут побрел за свитой. А Бруни подумала о том, что семью подруги надо срочно спасать!
Они вышли в галерею, с которой открывался выход над балкон, нависающий над площадью. Это с него король обычно улыбался и махал людям во время государственных праздников, произносил речи и — иногда — разбрасывал серебряные и золотые монеты.
Редьярд остановился и, повернувшись к сыну, спросил:
— Готов?
Кай кивнул. На мгновение обнял Бруни, крепко прижал, поцеловал в макушку и шагнул на балкон, оказавшись на нем в одиночестве.
Гвардейские полки образовали заслон, не подпуская толпу близко к дворцовой стене, поэтому со своего места Матушка могла видеть тех, кто стоял в первых рядах. На ее глазах закипели слезы благодарности, когда она разглядела Пипа и сестер Гретель, Ванильку и Марха с Персианой, Веся, глав всех четырех гильдий, чьи дома выходили на площадь Мастеровых, Питера Коноха с мамашей, укутанной от холода по самые уши, Клозильду с Висту, и остальных: тех, с кем она встречалась на улицах и на рынке, тех, кто заходил к ней подкрепиться, людей, имени которых она не знала, знакомых и не очень, виденных единожды или сейчас — в первый раз.
Рокот возмущенных голосов, требовавших у короля ответа, стих.
Кай оперся на мраморный парапет ограды балкона и обвел толпу взглядом. Легко вздохнул и выкрикнул с силой, раскатывая «р» на языке, как карамельку:
— Нар-р-род мой! Мне нужен твой совет! Готов ли ты дать мне его?
— Да!
— Пусть скажет!
— Верните нашу Матушку!
Принц широко улыбнулся, становясь невыразимо привлекательным.
— Вот о Брунгильде Рафарин, ради которой вы собрались здесь, я и хочу поговорить! — пояснил он. — Отдадите ли вы мне в жены девушку из квартала Мастеровых?
Он наклонился, разыскал глазами Пипа и спросил, обращаясь прямо к нему:
— Что скажете, мастер Селескин? Мы с Бруни любим друг друга, но без вашего благословения наше счастье не будет полным!
Матушка давно уже приметила обалделое выражение лица повара, узнавшего в принце Аркее того самого «доброго господина», которому он угрожал скалкой.
— А где она? — крикнул чей-то голос.
Кай повернулся и протянул руку. Бруни вновь охватило тепло его глаз, укутало уютным ощущением счастья, тихого как волны в штиль под килем яхты.
— Иди сюда, любимая! — негромко позвал он.
Спустя мгновение Матушка встала рядом с ним и окинула взглядом толпу, представив, что это море, замершее перед штормом.
— Бруни! — воскликнул Пиппо и полез в карман, чтобы достать носовой платок. — Бруни, дочка, с тобой все в порядке?
Она уцепилась за руку принца, как утопающая, и осторожно наклонившись над парапетом, улыбнулась ему:
— Да, Пиппо. Со мной все хорошо!
Прозвучавшие раскаты грома заставили всех посмотреть на небо, чистое зимнее небо без единого облачка. Раскаты повторились — припав к груди мастера Висту, мужественно выносящего и тяжесть, и осадки, рыдала матрона Мипидо, приговаривая: «Как… Как это прекрасно! Истинное… чуйство, которое… разрушает… все… преграды!»
На людских лицах весенними первоцветами проклюнулись улыбки.
— Мне спуститься и встать перед вами на колени, мастер Селескин? — серьезно спросил Кай. — Ради нее я готов на все!
— Что вы, что вы, Ваше Высочество! — испуганно замахал на него носовым платком повар. — Благословляю! Пресвятые тапочки, вот ведь опара так опара!
В глазах стоящего рядом с ним Веся плескались восхищение, радость, и… страх — мальчишка боялся потерять недавно обретенный дом. Поймав его взгляд, Бруни улыбнулась и едва заметно кивнула, надеясь, что он поймет — где бы ни довелось ей отныне жить, она его не бросит! И оборотень понял. Подпрыгнул над головами толпы, завопив ликующие и звонко:
— Слава молодым!