Девушка индифферентно водила по джинсам теперь уже всей пятерней и, кажется, отвечать не собиралась.
— Так… — Гридин поднялся. — Ладно, прелестное дитя. В конце концов я к тебе в компаньоны не набивался. Давай разойдемся, как в море корабли — и все дела. Спасибо, что выручила. С меня торт… если увидимся когда-нибудь. Могу дать свой домашний телефон или «мыло». А?
Ира исподлобья посмотрела на него, и у Германа пропало всякое желание покидать ее. Такой был это взгляд — берущий за душу.
— Вы не понимаете, Герман, — повторила девушка. — Я не могу вам объяснить…
Гридин склонился над ней, упершись руками в колени:
— Не можешь — или не хочешь? Или тебе запретили объяснять?
Ира легонько вздохнула:
— Никто мне ничего не запрещал. Не маленькая. Просто…
— Просто — что? — Гридин еще ближе подался к ней.
— Просто… — Ира вновь подняла голову. — Просто. Без объяснений. Ноу комент.
— Просто — просто, — меланхолично повторил Гридин. — Ноу комент. Все очень понятно.
Он выпрямился и задумчиво повертел пистолет. И медленно сказал:
— Не хотелось бы делать тебе больно, девочка. Очень бы не хотелось.
Ему уже приходилось делать больно другим, очень больно. Нечасто, но — приходилось. Ничего не попишешь — специфика работы. Неприятно, конечно, но иногда просто необходимо. Ради выполнения задания. А он не привык не выполнять задания, потому что каждая неудача уронила бы его, прежде всего, в собственных глазах.
Кто-то когда-то изрек: «Солдат должен хорошо делать две вещи: убивать и умирать за Родину».
Он, Герман Гридин, не солдат. Он не воюет с врагами в открытую, в чистом поле. Но он тоже должен хорошо делать две вещи, только другие: добывать данные и оставаться в живых. Добывать данные любыми средствами. Речь-то идет не о рецепте производства самогона из табурета, бендеровской «табуретовки», а о штуках посерьезнее. Если надо — причинять боль. Если надо — убивать. Нет на свете таких людей, будь они хоть трижды молодогвардейцами, которых нельзя заставить разговориться. Да, были случаи — не получалось. Значит, добытчики данных плоховато знали свою работу, не доучились.
Девчонка смотрела на него не только без испуга, но даже вроде с каким-то непонятным сочувствием.
— Не думаю, что вам удастся со мной справиться, — сказала она. — Даже просто догнать. И пистолет не дает вам никакого преимущества, я вам уже говорила… Я вас не убеждаю, Герман. Я вас просто информирую.
Изъяснялась она уж как-то слишком по-взрослому. И на угрозу, казалось, не обратила никакого внимания. И позу не переменила, чтобы, например, удрать или кошкой вцепиться ему в глаза.
«Понимает, что блефую», — подумал Гридин, наблюдая за ней. Однако он готов был, в случае чего, противодействовать.
Да, он действительно блефовал. Не было никакой необходимости что-то у нее выпытывать, загонять, так сказать, иголки под ногти. В плане операции она не значилась, и работать Герман должен был без нее.
Правда, она уже не раз его выручила…
— Стрелять где научилась? — спросил он, словно и не было до этого произнесено никаких слов. — Или сейчас этому в школе учат?
— Чему сейчас только не учат, — вновь по-взрослому ответила девчушка, продолжая сочувственно смотреть на него. — И ученики сейчас способные. Много не рассуждают. Это старомодный Гамлет вопросами всякими маялся. Сейчас маяться не будут: Клавдию пулю в лоб, с мамы Гертруды бабок побольше за молчание, друга Горацио премьер-министром, Лаэрту бутылку, Офелию в постель — и никаких проблем. И конечно, «ту би». Быть. Без вариантов.
Гридин молча разглядывал ее, и внезапно ему в голову пришла абсолютно абсурдная мысль. Эта девочка вовсе и не девочка, а какая-нибудь биомеханическая кукла-зомби, созданная ушлым шаманом. Своего рода голем, сотворенный ему, Гридину, в помощь.
— Мда-а… — протянул он и, глянув в окно, принялся мерить шагами площадку. — Будем считать, что поговорили. Долго еще нам здесь торчать?
— Вы вот меня про Гудвина спрашивали, — сказала Ира, проигнорировав его вопрос. — Про волшебника из страны Оз. Ну, Изумрудного города. А про историю Орфея и Эвридики вы не слышали?
Герман круто развернулся и остановился перед ней.
— В огороде бузина, да?
— Не знаю, что там в огороде… Кто это будет в огороде бузину разводить? Но вы, как бы, Орфей.
Гридин почесал подбородок рукояткой пистолета, мельком взглянул на ее правую руку с изображением бабочки.
— А ты, как бы, Эвридика? — спросил он.
— Нет, — мотнула головой Ира. — Эвридику вы ищете. Ну, условную Эвридику.
— И ты туда же, — с досадой сказал Гридин. — Мне тут один уже впаривал про Загробье. Лысый такой, глиняное изделие. Это не твой напарник?
— Наоборот.