Он немного подумал и, поставив курсор над текстом, черной рябью заполнившим экран монитора, набрал свое название: «Приятных сновидений!» Хотя по-английски это было бы не «good night», а «sweet dreams». Но так, на его взгляд, звучало лучше. Он же не электронный переводчик, а где-то и соавтор текста…
Вот теперь можно было и устроить перекур.
Смакуя на балконе вторую за утро дозу «Бонда», Зимин вновь прокручивал в голове беседу с сотрудником ФСБ, и никак не мог отделаться от странного впечатления. Все эти рассуждения о Коллективном Разуме Земли представлялись ему сновидением. Как в только что отработанном рассказе. Одно дело — предположения, которые высказывались в Сети, их совсем не обязательно воспринимать всерьез, в них совсем не обязательно нужно верить. И другое дело — утверждения «компетентных товарищей».
Или и эти утверждения не стоит принимать за абсолютную истину?
И вновь он задал себе тот же вопрос: могут ли эфэсбэшники воспроизводить изменения, которые Краз внес в какой-либо человекофайл? То есть распространять эти изменения на других людей. Хотя зачем им это?
«Господи, чем я гружу мозги? — подумал Дмитрий. — Докуривай-ка, мил человек, — и за работу!»
Но уничтожить сигарету до самого фильтра, как он делал обычно, Зимину не удалось. Из прихожей донесся звонок телефона, и он, выбросив довольно приличный еще окурок, поспешил туда.
— Дмитрий Алексеевич? — раздался в трубке молодой незнакомый женский голос.
— Да, он самый, — ответил Зимин, невольно насторожившись.
Ему представилась некая юная особа почему-то в военной форме и с аббревиатурой «ФСБ» на погонах.
— Здравствуйте. Это из издательства, из бухгалтерии.
— Татьяна Викторовна? — неуверенно спросил Зимин.
— Нет, я здесь человек новый. Меня зовут Оля. Но звоню вам по поручению Татьяны Викторовны, она сейчас очень занята.
— Оля… Очень приятно, — расслабился Зимин. — Здравствуйте. Я весь внимание, Оля.
Он устроился на табурете возле полочки с телефоном и, поглядывая на себя в зеркало шкафа-купе, слушал то, что говорит ему новая работница бухгалтерии-кормилицы.
Дело было не сложным, но срочным. В издательстве готовились к финансовой проверке, ворошили документацию, — и обнаружили, что на двух-трех договорах и актах приема-передачи нет подписи Зимина. А потому его просили быстренько приехать и подписать неподписанное.
В том, что дело обстоит именно так, Дмитрий усомнился, но оставил свои сомнения при себе. Вернее, он даже не усомнился, а точно знал, что все нужные бумаги в свое время аккуратно подписывал — в таких делах он был щепетильным. Дело тут, вероятнее всего, было в другом: кое-какие бумаги бухгалтерия показывать проверяющим не желала и срочно заменяла их другими, в которых фигурировали несколько иные суммы оплаты за оказанные услуги. То есть за его, Зимина, переводы. И наверное, не только его, но и других переводчиков и «удаленных редакторов». Что ж, в каждой избушке свои погремушки. Упираться и вставать в позу Дмитрий не собирался. Негоже было бы плевать в кормящую руку.
— Сейчас я подъеду, Оля, — заверил Зимин невидимую собеседницу, даже радуясь возможности отвлечься от работы и навязчивых мыслей. — На маршрутку — и прямиком к вам.
— Ждем, Дмитрий Алексеевич. Мы сегодня без обеденного перерыва.
Зимин положил трубку и еще немного посидел в прихожей, соображая, что же надеть. И решил, не мудрствуя лукаво, облачиться в ту же клетчатую рубашку и джинсы. Домашний образ жизни давно отучил его от костюмов и галстуков.
Выключив экран монитора, он надел тонкую серую футболку и сунул руку в рукав джинсовой рубашки. И замер. А потом, как собака, начал тыкаться носом в рубашку, обнюхивая плотную ткань. От нее как будто исходил еле уловимый запах, и это не был запах стирального порошка, пота, дезодоранта или табачного дыма. Его нельзя было классифицировать как приятный или неприятный; он был просто незнакомым.
Но и такое определение не удовлетворило Дмитрия, превратившегося в сплошной гоголевский нос майора Ковалева. Запах как раз был знакомым, только забылся. Запах, как ему все больше и больше представлялось, был связан с пребыванием по соседству с «летающей тарелкой». Или внутри.
Не было никакой «тарелки», а была некая иллюзия, навеянная Коллективным Разумом?
Теперь объяснения Осипова не казались Дмитрию такими уж убедительными.
«Марсианский бензин?»
Он хотел усмехнуться, но усмешка не получилась. Запах действительно присутствовал, он не был выдумкой ума.
«Да перестань, — тут же сказал себе Зимин. — Это именно выдумка ума. Попытка воссоздать ситуацию, о которой ни черта не помнишь. Даже не воссоздать, а нафантазировать. В качестве компенсации…»
Он еще раз принюхался к рукаву — и отдернул голову, словно кто-то крикнул ему прямо в ухо. Ему вдруг представился глаз — большой, черный, овальный, похожий на сливу, совершенно нечеловеческий глаз. Один. Глаз смотрел прямо в лицо Зимину, и не было там ни угрозы, ни любопытства, ни удивления, ни дружелюбия, ни печали. А было там что-то другое, нечто, не поддающееся определению.
Глаз мелькнул — и пропал.