Ситуация складывалась, скажем прямо, не очень веселая. Ружье увели, лодка исчезла, помощник бесследно испарился. Надо глянуть – не исчезло ли еще что-нибудь. А потом сесть и хорошенько подумать над тем, что происходит. И происходит достаточно активно. С какой целью? Какая роль мне отведена во всех этих событиях? Пока эта роль явно пассивная. Судя по всему, меня загоняют в обстоятельства, когда я буду вынужден что-то предпринять, как-то реагировать. Спрашивается, как реагировать? Прореагировал мальчишеским нырянием за консервной банкой – исчез Рыжий. Отправился его искать – увели лодку. Тут еще эта пакостница росомаха, которая явно не собирается гарантировать мне спокойную жизнь. Глухаря, гадина, утащила. Пристрелить бы ее тогда сразу и все дела. Так что атмосферка вокруг понемногу сгущается. Невольно согласишься с Рыжим, не жалующим эти места своим доверием и любовью. Сидеть и ждать, какие еще события последуют за уже случившимися, вариант явно не оптимальный. Дел невпроворот. И если за мной кто-то внимательно наблюдает (интересно, откуда?), то пусть удостоверится, что я не очень-то обескуражен случившимся и как ни в чем не бывало занимаюсь неотложными делами, которых у меня после исчезновения помощника по быту прибавилось вдвое. Прежде всего, надо соорудить нормальную дверь, чтобы вход в жилище был более-менее защищен хотя бы от все той же росомахи, которая после глухаря наверняка постарается добраться до остальных припасов. Потом надо будет заняться заготовкой дров – вряд ли эта сентябрьская оттепель надолго. Надо разобрать и привести в порядок приборы, наметить маршруты, установить по маршрутам регистраторы и камеры, записать в «Полевой дневник» все сегодняшние происшествия и попытаться связаться по рации с диспетчерской аэропорта. Про Кошкина пока сообщать не буду, вдруг заявится ближе к вечеру, когда жрать захочет. Хорош я тогда буду, подняв панику по пустяковому поводу. Про лодку вообще лучше не заикаться, решат – обычное разгильдяйство неопытного практиканта. Еще и на смех поднимут. Кто, спрашивается, может украсть лодку в местах, где до ближайшего возможного угонщика по прямой километров четыреста. Так что обнародовать свои проблемы пока не стоит. Подождем следующего происшествия. А пока займусь самыми неотложными делами. Но ушки буду держать на макушке и, как советовал Рыжий, «ходить на цырлах и почаще оглядываться». На всякий случай.
Рация безнадежно молчала. Я не стал в темноте ковыряться в ее внутренностях и вместо этого наколол на ночь несколько охапок дров, тем более что к вечеру с севера потянуло резким холодком и в нашем недостроенном жилище сразу обнаружилось множество слабых щелеватых мест, которые я запланировал завтра же подчистую ликвидировать. Впрочем, печка пока довольно сносно справлялась со своими отопительными обязанностями, а новая крепкая, хотя и несколько тяжеловатая дверь надежно отгородила меня от намечавшегося погодного ненастья.
Еще раз помянув недобрым словом росомаху за украденного глухаря, я приступил к довольно скромному ужину, главной составляющей которого был крепко заваренный чай, банка сгущенки и большой ломоть пока еще не зачерствевшего хлеба.
Может быть, от усталости, накопленной за последние дни и особенно часы, я впал в полудремотное состояние, в котором, как это иногда случается с привязавшейся мелодией, раз за разом мысленно прокручивал не дававшую мне покоя идею, безнадежно пытаясь приспособить ее к одному из фрагментов рассказа Рыжего, в котором он признавался в своем неотвязном желании понять, что же все-таки здесь происходит. Казалось бы, какое до этого дело неприкаянному бичаре, нанятому за мизерную пайку присутствовать при чужом интересе в опасном и загадочном месте, которое, как он говорил, напоминает ему гибельный «шепот звезд». Бежать бы ему от этого шепота подальше, а его неодолимо тянет сюда. Хочется ему, видите ли, разобраться, Бог или черт управляет непонятками этих мест. Уже только один факт этого его интереса способен привести в изумление. Кстати, Арсений, кажется, тоже писал о Боге и черте, одновременно заявляющих свои права на здешние окрестности. Странное совпадение. И вот именно эта идея и не давала мне сейчас покоя. Я был уверен, что все, что произошло сегодня, к Богу не имело ни малейшего отношения. Поэтому не стоило поддаваться на уловки и подначки его антипода то ли в виде местных духов-аборигенов, то ли в виде вполне конкретных представителей homo sapiens, рыскающих окрест в поисках суперфарта. И тем, и другим я, судя по всему, или очень мешал, или они собирались использовать мое присутствие в только им ведомых целях. А вот фиг вам! Буду лучше советоваться с Богом. Просто нет у меня пока другого выхода, кроме как поверить в то, что все в конце концов будет хорошо.
Тетя Вера усыновила меня после смерти матери. Мне было тогда десять лет, и я впервые задал ей вопрос, который раньше почему-то боялся задать матери:
– Где мой папа?